Бред сивой кобылы

И папашка, и дед, но особой дикостью отличался прадед. Тот даже жил в пещере и не пользовался огнём, так и сложив голову в борьбе с паразитами. Дед-то огнём уже пользовался вовсю, даже загнулся от горячки, оставив моему батюшке в наследство сивую кобылу по кличке Роза и совет избежания кабалы долгов своевременным побегом с берегов Атлантики на Дикий Запад, где предприимчивые переселенцы уже начали обживать подошву Скалистых гор. Что молодой коновал тогда и сделал, оставив прежнюю сожительницу у потухшего очага, но прихватив с собой меня и Розу, как продолжателей рода первопроходцев.

В пути кобыла очень привязалась ко мне, и мы дни и ночи проводили вместе, питаясь чем придётся из одного котла. Даже во сне я ощущал её тёплые губы и мерное дыхание на своём челе. И потому мои сны, оберегаемые преданным животным, были светлы и содержательны. Я видел себя то полным генералом от инфантерии, то пламенным борцом за свободу аборигенов, то отважным капитаном сухогруза с живым товаром на борту, а на худой конец, и финансовым воротилой всего Нового Света.

Добрая Роза и щедрая Америка позволяли мне уже в голозадом детстве смело заглядывать вперёд, пусть пока что и во сне.

– Дик, – смеялся отец. – Дик Блуд, никому больше не рассказывай своих снов. Это бред сивой кобылы, выжившей от старости из ума. Если я не подцеплю девицу с состоянием, не видать нам ни чинов, ни тугого кошелька, а тем более – генеральских нашивок, даже в этой стране равных возможностей.

По молодости лет я не перечил отцу, но когда появилась мамаша Мэри, а Роза, ожеребившись, благополучно пала от старости, во мне всё более и более стала крепнуть уверенность в своё высокое предназначение.

Бред сивой кобылы, оставивший столь неизгладимый след в детской памяти, должен был воплотиться в явь. Тем более, что научившись сносно читать и писать, мною самостоятельно, без родительского благословения и опеки, была выгодно заложена под небольшой процент наша ферма со всей недвижимостью и продан изрядный табунок соседских чистокровок по сходной цене. Я замахнулся было на все оставшиеся угодья родичей Мэри и прочих соседей, но был вовремя для них остановлен. Первоначально собственным прародителем с ремённым недоуздком в заскорузлых руках, а затем и силой закона всех местных властей, включая даже судейских писарей.

Огорчённый упрямым недопониманием порывов юной души, как родными, так и не очень близкими, я с гордо поднятой головой удалился из их суетного и корыстного мира.