Песнь Самайна

Песнь Самайна

Влада Владимировна Мишина

В отрезанной от мира деревне каждую ночь Самайна звучит Песнь. Женщины запевают её на закате и не смеют прервать до рассвета, защищая своих мужчин от давно позабытой силы. С приходом в деревню чужаков – кузнеца и его немой дочери Рогнеды – завершается и Песнь. Сможет ли безмолвная девица сделать выбор: спасти всех мужчин деревни или уберечь отца? Да и как выбирать, если сердце замирает под взглядом золотых глаз господина Дикой Охоты?

Влада Мишина

Песнь Самайна

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Пролог

В ночь Самайна вся деревня собралась на опушке леса вдали от тёмных приземистых изб и дрожащих на резвом осеннем ветру амбаров.

Ещё на закате девицы запалили круг из пяти костров, а замужние бабы неспешно прошлись вдоль леса, протягивая от дерева к дереву нити с железными подвесками. На подвески шло всё – ключи, подковы, девичьи лунницы, кольца и наконечники стрел. Главное, чтобы железные. Главное, чтобы добротно кованые.

Нити опоясывали всю границу леса – ни деревца нельзя было пропустить.

Только в эту ночь железа едва хватило. Деревенский кузнец сгинул в лесах ещё две зимы назад, а научить никого не успел.

Вот и берегли железные его творения, как зеницу ока, но всё ж понимали, что к следующему Самайну на все деревья подвесок может и не хватит.

Когда ночь вступала в свои права, все жители – от младенцев, до дряхлых старцев – собирались в круге из костров. С собой не брали ни браги, ни хлеба, только колодезную воду. Мужики садились прямо на землю, спиной к спине, а бабы вставали кольцом вокруг них.

Самайн всегда приходит с шелестом листьев, глухим громом и острой грозой. Замолкает лес, навострив свои ветви, прислушиваясь к отзвукам древней, как сам мир, силы.

И мужики деревенские замолкали…

…Когда женщины начинали петь.

Пели все. Кто как мог. Дитяти, только выползшие из колыбели, подвывали. Девчонки постарше тянули песню птичьими голосами, то и дело, цепляясь за материнские юбки. Девицы простоволосые и замужние бабы пели чисто, звонко, чтоб голоса их отдавались в далёких, видневшихся за деревьями вершинах гор.

Женщины пели до зари, а мужчины сидели у их ног, вверяя в руки матерей, жён и дочерей свои жизни.

Никто не смел, прервать Песнь. Никто не смел, выйти за круг из костров. И никто не ожидал увидеть на заре человека, ковыляющего из леса со свёртком в руках.

Чужак.