Ван Тхо – сын партизана. Воспоминания морского пехотинца США о вьетнамской войне

Каким наивным я был тогда!

Безумие нашего командира еще только начиналось. Лицо мое осталось бесстрастным, я был уверен в этом на все сто процентов, однако рука предательски дернулась к кобуре с «кольтом».

Нудс мгновенно уловил мое непроизвольное движение и хищно осклабился.

– Давай, давай, сержант! Наверное, из тебя вышел бы неплохой хирург, однако сейчас хирургическое вмешательство не возымеет должного эффекта. Только я один знаю условный сигнал в эфир, по которому можно вызвать вертолет, и если ты вырежешь меня из своей жизни как тот гнойный чирей, который вчера я видел у тебя на заднице, когда ты испражнялся, вы все останетесь в гостях у желтолицых.

Полагаю, это будет приятное времяпровождение, но все-таки не уверен, что ты с ребятами на самом деле мечтаешь о нем. Ты, кажется, успел увидеть, как снимают кожу с барана?..

– А аккумуляторы?

– Аккумуляторы целы, и рация в полном порядке. Мне просто надо было что-то придумать, чтобы оторвать от земли ваши толстые задницы!

Где это он, интересно, увидел толстые задницы? Если так дальше пойдет, скоро мы все превратимся в ходячие изможденные тени от скелетов.

Без всякого преувеличения мне захотелось вцепиться в его белую и пухлую как у девушки шею, чтобы перегрызть зубами его проклятую сонную артерию.

Заметив, как заходили ходуном мои челюсти, Нудс разразился диким хохотом.

– Брось, Хоткинс, это не твое амплуа! Роль вампира – моя прерогатива.

Это было просто невозможно терпеть, и я не стерпел бы, но в этот момент ребята подожгли хижины, все вокруг заволокло едким дымом, и мне стало не до Нудса. Следовало быстрее уносить ноги, что мы и сделали через минуту, однако бдение в засаде ни к чему не привело, – ни одна вьетнамская душа не явилась на пепелище.

Солнце давно село, и мы поднялись на какую-то скалу, серевшую в сумерках. Ее вершина была подходящей, и нам пришлось провести там ночь, впрочем, она оказалась восхитительной.

Это была моя первая ночь во вьетнамских джунглях. Звезды мирно висели в небе как нью-йоркские фонарики на Рождество, теплый ласковый сквознячок служил одеялом, однако несмотря на умиротворяющую обстановку меня не покидало странное чувство. По опыту я знал, что такое чувство неизменно подступало к моему сердцу, если кто-то тайно наблюдал за мной со стороны.