Невеста Обалуайе

], ей можно верить! Может, попросить Ироко о том, чтобы мой Зе перестал заниматься чепухой и нашёл, наконец, работу?

– Просить ориша, дочь моя, надо только о возможном, – задумчиво возразила Оба. – Попроси лучше здоровья для своего малыша!

– И в самом деле! – обрадовалась Ясмина и, сняв с запястья илеке Йеманжи, ловко привязала его к веточке молодой гамелейры. Когда поздним вечером Оба вышла с огромной бутылкой воды, чтобы полить деревце, на его ветвях красовалось уже три илеке и несколько ленточек. Некоторое время Оба молча разглядывала подношения.

Затем ушла в дом. Вернулась с тёмно-синей полоской трикотажной материи, отрезанной от футболки Огуна. За поясом у Оба торчал старый, слегка тронутый ржавчиной ритуальный нож. Она осторожно привязала приношение к шершавой ветке. Вкопала нож Огуна лезвием вниз у корней дерева. Вздохнув, попросила:

– Пусть мой мужчина останется живым. И пусть у Шанго родятся здоровые дети. Ошун[25 - Ошун – ориша речной воды. Символизирует женскую любовь и красоту. Одна из жён Шанго.

] должна родить со дня на день, присмотри за ней. Это ведь не очень много, правда, Ироко?

– Ироко! Боже! Будь ты проклят! Только этого мне не хватало!

– Нана?.. – дон Ошала[26 - Ошала (Обатала) – старейшее божество кандомбле, согласно мифологии – отец всех ориша, олицетворение мудрости, добра и справедливости. Муж Йеманжи, затем – Нана Буруку.] неловко приподнялся на локте. Сонными глазами уставился на жену, сидящую рядом в постели спиной к нему. – Нана, в чём дело? Что случилось? Кого ты проклинаешь?

– Ничего, Ошала, – не оборачиваясь, ровным голосом ответила Нана Буруку.

Ничего. Мне приснился плохой сон. Спи, любовь моя.

Помедлив, Ошала улёгся вновь. Легла и Нана. Но, едва дождавшись ровного дыхания мужа, она бесшумно спустила ноги с постели и пошла в свой кабинет. Там, не зажигая света, на ощупь включила компьютер, шепча:

– Боже, зачем? Боже мой, мама, зачем? Ты ведь уже умерла, так оставь же меня в покое! Боже правый, как это могло получиться?..

На мониторе компьютера с калейдоскопической быстротой сменялись картинки.

Оба, сидящая в постели с широко открытыми глазами… Хмурое коричневое лицо Йанса в утреннем свете… Обе женщины, поднимающиеся на чердак старого дома… Распахнутый древний шкаф. Проросшие зёрна ожерелья, при виде которых Нана Буруку схватилась за голову и беззвучно, страшно и отчаянно выругалась. Шестнадцать пластиковых стаканчиков, заполненных землёй. Крепкие зелёные ростки с глянцевитыми листочками.