Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров

Туман за окном медленно прорезали лучи рассветного солнца, пронизав серый мир красками, наполнив торжеством и светом, осветив густую жирную грязь перед трактиром и толстого пьяницу, спящего в этой грязи в обнимку со свиньёй.

– Я стар, – закончил Иоганн. – Всю жизнь обходился без этого. Не стоило и начинать.

* * *

Дом был ветхим. Давно отживший своё, он превратился в обитель призраков и старой памяти. Памяти о когда-то звучавшем детском смехе. О кухонном гомоне. О неспешных разговорах в гостиной при свечах.

Теперь это рухлядь. Старые доски, старая краска, старые окна с белыми занавесками, посеревшими от возраста, смотрят бельмами на дикий сад. Сад тоже стар, он зарос вязами и плющом, вереском и небольшими соснами. Он скрыл этот двухэтажный дом с мансардой и двумя флигелями, как саван укрывает мертвеца.

– Самое место для таких двух развалин как мы с тобой? – Усмехнулся охотник на монстров. Перед ним и его спутником со скрипом, жутким, замогильным, привычным, распахнулась дубовая дверь с незамысловатым витражом.

Напарник что-то недовольно пробурчал, и они вошли. За дверью оказался просторный зал. На стенах – заплесневелые картины в рамах с осыпавшейся позолотой, на полу протёртый зелёный ковёр, углы затянуты паутиной. Из зала вели несколько дверей – таких же серых и с облупившейся краской, как и всё здесь. Зато с настоящими бронзовыми ручками в виде фантастических рыб. Запах пыли, плесени, паутины, ни с чем несравнимый запах старости, которым был пропитан дом, умиротворял. Здесь всё было в прошлом.

Такие места успокаивают, заставляют говорить тише и ходить медленнее. И вместе с тем такие места настораживают.

На лестнице, ведущей на второй этаж – старом, скрипучем, двухпролётном сооружении с резными перилами – послышался шорох. Будто мышь пробежала. Но охотник на монстров знал – мыши не любят такие места.

Затем шорох послышался из тёмного угла, на другом конце зала. Из-за небольшой декоративной колонны с вазой выбралась невысокая фигурка. По колено человеку, не выше, в декоративном платьице с рюшечками и бантиками, в широкой шляпке украшенной искусственными цветами, с легкой улыбкой на личике…

К вошедшим в дом, тяжело переступая непригодными для этого фарфоровыми ногами, медленно шла кукла.

В кукольной ручке она волочила огромный мясницкий тесак, с неё размером. Милое детское личико искривилось, кукла раскрыла рот, полный острых ржавых гвоздей, заменяющих ей зубы, рассмеялась скрипучим, зловещим детским идиотическим смехом.