Армагедец, или Валькирия & горгулья

Огонь в моих глазах – ярко-синий, похожий на свечение звезд, искаженные яростью черты лица, красивого, но не моего. На миг мне показалось, что я увидела у себя за спиной огромные темные кожистые крылья. В тот момент я не чувствовала ни жалости, ни сострадания, и легко могла бы убить и ее, в которой я уже не видела близкого мне человека, и ненавистного отчима, пытавшегося сломать меня физически и морально, и сестру, которую я любила, но отчаянно ей завидовала.

Толстое березовое полено, сантиметров пятнадцать в диаметре, треснуло и переломилось в руке, как сухая спичка…

Я сломала полено!

Это была не я, это было что-то чужое, инородное, словно в меня вселился демон.

Я перепугалась больше, чем мать.

После этого случая мать боялась меня. Я видела животный страх в ее глазах, и она сдала бы меня в детдом, если б не боялась осуждения людей еще больше.

Когда мне исполнилось четырнадцать, я уехала – поступила в училище. Мать, наконец, вздохнула свободно.

Ее слова все еще звучат у меня в ушах: «Живи, но к нам не возвращайся, ты мне не дочь, мой ребенок умер!»

Тогда я еще не знала, что она имеет в виду, но я помню боль, которую испытала. Больнее мне не было никогда. Сердце проткнули острым ядовитым жалом, которое застряло там навсегда.

Я до смерти боялась, что сила, дремавшая во мне, лишившая меня матери, вырвется наружу. Боялась, что меня закроют в психушку, посадят в тюрьму, объявят на меня охоту, как на зверя.

Даже в самых трудных и отчаянных ситуациях я не позволяла себе поддаться гневу. Но даже так, от меня бежали, как от прокаженной. Мужчины – до первой размолвки, работа – до первой ссоры с коллегами, подруги – до первого предательства. Что-то навсегда осталось в моих глазах от того чудовища.

Детей бог не дал, а я так мечтала! Бегала по больницам, по бабкам, терпела подлецов, лишь бы сделали мне ребенка, и даже пыталась зачать непорочно, ставила свечки всем богам.

Согласна была взять сироту, но в детдоме мне отказали, сказали, семья должна быть полной.

В сорок пять поняла, что все в прошлом, выносить из-под меня горшок в старости будет некому. Все, что у меня осталось, работа «лишь бы не уволили», хроническое безденежье, неустроенный быт, одиночество, холодная постель и социальные сети интернета с «несгибаемыми супергероями» хронических неудачников по жизни.