Малявки

Славные, говорят, у тебя, Сакердоныч, предки были: все сплошь икрофаги, винохлебы и кулебякопожиратели. И репами сокрушенно качают: ох и тяжкая у вас, патриотов, жизнь! Каждая муха – вылитый слон, норовящий обкакать все самое святое… И спорить с ними просто нет никакой возможности. Только начнешь возражать, слова подходящие подыскивать: дескать, если на то пошло… Так ведь обязательно прервут, охальники, всенепременно полюбопытствуют: куда пошло это «если», и что там с ним, бедолагой, сделали.

Ох, правду супостаты говорят: никто русского человека не понимает, и меньше всех свой же брат русак. Вот если бы у Михаила Сакердоныча родная бабка немкой оказалась, он бы этот печальный хромосомный факт скрывал самым сверхсекретным образом. А этот Раздударов, наоборот, гордится, обормот, что является прямым потомком первой жертвы коммунизма. Его прапрадед, видите ли, некий фон Мюльц помер со смеху на первых же страницах Коммунистического Манифеста, только что вышедшего из подпольной печати. Михаил Сакердоныч от такого чванства насмешки не сдержал, съехидничал, уж не мечтает ли сам Раздударов стать последней жертвой – быть насмерть раздавленным толпой провожающих на долгожданных похоронах Ильича? Оказалось, он хуже, чем мог вообразить наивный Дернятьев. Я, говорит, хотел бы помереть американской мученической смертью: отравиться несвежей жвачкой. От такого подлого преклонения перед Западом Дернятьева аж передернуло. Сначала справа налево. Потом наоборот. А ну, кричит, отдавай обратно стольник, который у меня давеча под честное слово занял. Нет тебе отныне моей веры, антироссийская морда!.. И опять не дали Сакердонычу договорить, все, что на сердце накипело, на собеседника выплеснуть. Это, замечает Раздударов, еще неизвестно, чья морда враждебнее нашему отечеству. Вот ты спроси меня: как я, Раздударов, живу? И я тебе отвечу по совести, как на духу: обыкновенно живу, через пень-колоду, как предки завещали. А что ты, Сакердоныч, на этот вопрос ответить можешь? Что капусту рубишь, чтоб налоги платить? И это по-русски?.. А я, встревает другой сосед, по фамилии Нибельмесов, принципиально не богатею, чтобы не иметь неразрешимых проблем с капустой, не знать, куда ее девать.