Её единственная и настоящая любовь. Предтеча

И от такого вывода сердце сжалось, как будто кто-то обхватил его влажной, холодной ладошкой. И тут же отпустило. Жаль. Просто слово «жаль» вместо прощания.

– Жаль, – сказала она вслух и увидела его. Худой, высокий, загорелый. Выцветшая на солнце ветровка с поднятым капюшоном. Небольшой вещь-мешок. Таких уже не делают – с одинокой лямкой, петлёй обхватывающей верхний клапан. Почти пустой. И спальник, шнурками привязанный к мешку и одновременно к брезентовому поясу. То, что пояс брезентовый Лера поняла сразу, хотя раньше такого никогда не видела.

И мешок и куртка – хлопок цвета хаки. Не та синтетика, из которой сейчас принято шить военную форму, а именно грубый хлопок.

Незнакомец, не меняя направления и не укорачивая шаг, двигался навстречу и, казалось, если не уступить дороги – сметёт. И серый цвет, слегка прищуренных глаз, и плотно сжатые губы, жёстко очерченные складками, спускающимися от резных ноздрей тонкого с лёгкой горбинкой носа… И твёрдый (даже массивный) подбородок, украшенный неглубокой и такой непривычной (для Леры) ямочкой – всё это говорило не об угрозе, нет… Скорее о решимости.

Непреложной решимости и каком-то отстранении. Безразличии? Отстранённости, точно!

Всё это Лера чувствовала и понимала удивительно ярко. С какой-то непривычной для себя скрупулёзностью отмечая необычайно упругий шаг незнакомца, костлявую ширину его плеч, жёсткий излом кадыка. А ещё бритые, впалые щёки, соломенно-серые завитки волос, почти скрытые вязаной серой шапочкой, и, несмотря на тёплый, безветренный день, – накинутый капюшон.

Уже в метре от себя она почувствовал терпкий запах, исходящий от незнакомца. Терпкий и солоноватый. Нет, не пота, каких-то полевых трав. И цветы. Чабрец. Чабреца пока ещё нет, не сезон… Но, точно пахнет чабрецом. Свежим, хорошо прогретым на солнце, чабрецом. Лера почувствовала толчок и с удивлением увидела свою ладонь на груди незнакомца. И он остановился. Скорее всего, его только так и можно было остановить.

Толчком в грудь.

Вспоминая этот момент, Леру удивляло, что, не отрывая взгляда от этих серых глаз, она могла видеть глубокую, чуть затянувшуюся царапину на руке у большого пальца, продетого под единственную лямку рюкзака, и сбитые носки старых, потерявший цвет берцев, и кожаные (кожаные!!!) шнурки на них, и пропущенный сквозь два полукольца брезентовый ремень, на котором болтался устрашающих размеров нож, обвязанный заменяющей ножны верёвкой.