Сирийский экспресс

Так, на приеме у зубного механик говорил, что у него болит «кормовой коренной сверху, который справа по борту». Именно Каланова не без оснований подозревали и в авторстве самой знаменитой легенды «экспресса» о «Летучем сирийце». Была у Каланова и еще одна детская страсть, над которой втихаря подсмеивался весь экипаж. Вся каюта у Каланова была заставлена всевозможными… зелеными божьими коровками. Почему механик коллекционировал именно божьих коровок и почему именно зеленых, не мог объяснить и сам Каланов.

Непосредственный подчиненный Каланова старшина трюмно-котельной команды старший мичман Саша Рубцов попал на корабль еще матросом срочной службы да так на корабле и остался. Рубцов слыл фанатом старой техники. В свободное от службы время он упивался книгами о… старых паровозах, чем вызывал всеобщее недоумение.

На логические вопросы, почему он, правоверный мичман российского флота, любит не пароходы, а паровозы, Рубцов, поправляя очки, пояснял:

– Все дело, господа, в том, что морские паро-ходы – это суть те же паро-возы, а паро-возы – не что иное, как паро-ходы! Вся разница лишь в оконечном устройстве – у одного колеса, у другого винт.

Поменяйте их местами, и ничего не изменится.

Спорить с Рубцовым на эту тему никто не решался, и его сразу оставляли наедине с любимыми книжками по устройству паровых котлов.

Во время строевых смотров Шубин всегда старался Рубцова куда-то спрятать. В противном случае последствия были предсказуемы.

Всегда взъерошенный, со сползающими на нос очками и ласковой улыбкой солдата Швейка, Рубцов вводил в состояние ступора любых начальников.

– А это что еще тут за интеллигент недоделанный! – обычно кричали они, обретая дар речи.

После этого Рубцова в обязательном порядке изгоняли из строя, а Шубин получал очередной выговор.

– Злые вы все! – вздыхал старший мичман, удаляясь в ПЭЖ, где над креслом вахтенного механика висел групповой портрет братьев Черепановых, а на столе ждал свежий номер журнала «Паровозъ».

Там была его стихия, там он был счастлив.

Боцман старший мичман Володя Кулаков, в отличие от сложившегося стереотипа грубого и нахрапистого боцмана, слыл, наоборот, натурой тонкой, влюбленной в море и в свою красавицу жену. Кроме этого боцман фанатично увлекался жонглированием всего, что только попадалось ему под руку. Сослуживцам это нравилось, начальство пугало.