Шум слепых

Длинный след по нескончаемой пустыне отчётливо виднелся повсюду, мои ноги вытоптали сигналы злости, перекипятившей усталость и одиночество, увенчанной шорохами песчинок. Я бежала с ветром наравне, подпрыгивая, огибая любые повороты, словно звуковая волна, идущая через всё, застревавшая в дивном вакууме, границы которого мне ещё требовалось узнать. Я оказалась слишком сильной, чтобы дать себе уничтожить себя или кому-то ещё. Никогда такой уверенности в себе не ощущала.

Пока умела представлять себя, осознавать в этом мире, во мне ещё хранился тонкий, почти невидимый луч надежды, способный вновь пробудить пламя жизни.

В эту секунду осознала весь смысл одного высказывания, что, по сути, определило место человека в личной философии. «Если я мыслю, я существую», примерно так сказал Рене Деккарт. Этот дядька, давно умерший, точно вписался в моё одиночество. Как только перестану мыслить, ничем от песка не смогу отличиться. Пока осознаю свои поступки, ход рассуждений, пока не деру на себе единственную одежду, ещё человек, способный на существование.

В секунду осознания себя, под куполом, сдерживающего моё тело, мой взгляд изменился. Из запуганного человека, познавшего собственную слабость, вырвалась наружу едкая смелость, должно быть, поразившая даже богов. Усмешка, частично сокрытая песочком, но открытая для наблюдателей, могла смутить любого мудреца, привыкшего говорить, что «нельзя менять свою судьбу, нужно идти по тому, что для тебя приготовили». Ох, никогда не была согласна с этим утверждением.

Пускай мы до сих пор не разобрались с вопросом, как появилось Мирозданье, но точно я решаю, пойти направо, налево, вперёд или назад, а, может, даже зигзагом!

В секунду осознания себя здесь, туман, разделявшее мои сознание и чувства, рассеялся. Вновь почувствовала себя живой, с бьющимся дорогим сердцем. Вновь вздохнула и не засомневалась, что смогу преодолеть приготовленную дорогу и отыскать ответы на интересующие вопросы. Я почувствовала себя.

Власть над собой.

Натянутая злая усмешка сменилась лёгкой улыбкой, что до оправления сюда, всегда была на моём лице. Искренняя. Мечтательная. Вольнолюбивая. В ней было немного грусти и ностальгии по тем временам, когда только училась ходить, вливалась в социум. И с этой улыбкой вприпрыжку, со смехом, песней про любовь, живущей везде, особенно в сердце, побежала по пустыне. Не унывала, когда падала, когда видела собственные следы, оставалась без сил.