Малахольный экстрасенс

– Да так, – ответил я неопределенно и спросил: – Голова болит?

Она прикрыла глаза, подтверждая – качать головой или говорить далее, видно, не позволяла боль.

Повинуясь какому-то безотчетному чувству, я положил левую ладонь ей на лоб. Тот был горячим – да настолько, что собственная рука показалась мне ледяной. И внезапно ощутил, как холод из ладони заструился туда, в жар. Я словно бы лил что-то из себя в этот пышущий огнем лоб; и жар вдруг стал сжиматься и отступать. Ощущение было странным и пугающим, я попытался убрать ладонь.

Но тетка с неожиданным проворством упредила, крепко схватив меня за руку.

– Не надо, пусть будет, – попросила шепотом.

Через несколько минут я ощутил, что жар под ладонью съежился и исчез совсем. Руки тетки ослабли и тихонько скользнули на постель, она вздохнула и глянула на меня осмысленно.

– Прошло, – сказала удивленно. – Так быстро! – она обвела взглядом комнату и остановила его на часах. – Десять, – сказала, подхватываясь. – Что ты сидишь? Автобус через час, а тебе еще три километра топать.

Давай живо! Сумку тебе я собрала.

Путь до соседней деревни я преодолел одним духом. Шел быстрым шагом, не забывая поглядывать по сторонам. Хотя смотреть, по большому счету, не на что. По правую руку заболоченный луг и кусты, по левую – лес. Через месяц, а то и раньше в нем вырастут грибы. Грибов тут много. В детстве мы с теткой собирали их мешками, сушили и сдавали заготовителям. А еще ягоды – чернику, бруснику и клюкву. Тетя Оля хвалила меня за старание и наделяла монетами – серебряными гривенниками и двугривенными.

По возвращении в город я покупал на них мороженое и конфеты…

Мной овладело странное чувство. С одной стороны, тело радовалось вернувшейся силе и здоровью, но с другой – мозг продолжал пребывать в смятении. Случившееся со мной – реальность или все же бред? Вдруг я там впал в кому, и это – видение? Знать бы, что видят люди, пребывающие в таком состоянии – никогда об этом не читал. О тех, кто пережил клиническую смерть и вернулся, информации море, да и сам слышал из первых уст.

Был у меня друг, который побывал за кромкой, я как-то спросил его: видел ли он чего ТАМ? «Было радостно, – ответил друг смущенно. – Не хотелось возвращаться…» Толя, так его звали, остался сиротой в три месяца. Случилось это в 1942 году в оккупации. Немцы повесили его мать, отец сгинул на фронте, и младенца забрали чужие люди. После войны сдали в детдом. Жить тогда было голодно, а в детдоме кормили.