Мир полон позитивных намерений. Сборник рассказов

Я всё это время жила в гостинице, а не у подруги. Не осуждай меня. Я не хотела, чтобы ты волновался. Гостиница хорошая, моя комната очень чистая, светлая и удобная и, конечно, в стиле модерн. Перед сном выхожу погулять, но всё больше читаю. Крепко целую. Пиши мне. Твоя Малимочка»

Она жи-ва, она жи-ва, – стучали в голове тысячи барабанщиков.

Она живаааа, – трубили в голове тысячи трубачей.

Пол, стены, потолок – всё шаталось. Федор упал на кровать, положил руку на грудь.

– Я же знал, что она просто спала.

Она меня испытывала. Это игра такая в спящую русалку. Нужно было её окликнуть по имени. Что я наделал? Что я сейчас наделал? Соблазнился свободе и запаху молодой жизни. Но теперь я спокоен. И первым поездом к ней, домой…. Всё будет, как прежде.

Федор резко встал с кровати, накинул на плечи пальто и вышел на улицу.

5

У фонарного столба недалеко от гостиницы «Золотой якорь» стояла Настя. Она дернулась навстречу Федору Кузьмичу, сделала несколько быстрых шагов и остановилась. Когда он проходил мимо, девушка тихо спросила:

– О чем вы меня тогда спросили? Я не расслышала.

Он ничего не ответил, шёл дальше через площадь, мимо храма. Привычно перекрестился. Этого ему показалось мало. Ещё раз перекрестился.

– Господи, помоги.

Федор Кузьмич быстро пошёл по дорожке Александровского сада. Прямая спина, высоко поднятая голова. Шаг. Шаг. Словно солдат перед боем принял сто граммов и ничего не боится. Старости нет. Есть длинная, длинная личных сражений жизнь. А как награда – тело прекрасной дамы.

Давай, иди, мужчина, весело маршируй с огромным пузом опыта. Шаг. Шаг. Бодрее. Она уже раскинула крылья рук, развела на север и восток свои белые ноги. Ты попадёшь прямо в её сладкую черноту. Если …. дойдёшь.

У Федора Кузьмича щелкнуло колено, он ойкнул и захромал. Потянуло в пояснице. Он сгорбился, сжался, потух и пошёл медленно, волоча ногу, раненый возрастом. Закружилось солнце, зашаталась колокольня.

– Милима, Настенька, – простонал он, обнимая тонкий ствол молодого дерева и слеповато оглядываясь по сторонам.

Никого. Совсем никого.

На храме загудел главный колокол: «По-чем трес-ка? По-чем трес-ка?». Ему сердито ответили средние колокола: «Три копейки с половиной, три копейки с половиной!». Маленькие зазвонные весело вступили в разговор: «Врешь, врешь, полторы, врешь, врешь, полторы».

Федор Кузьмич потряс головой. Наваждение спало. Звон летел над площадью, очищая от скверны вечным напевом: ««Любишь Бога? К нам, к нам.