И через все это…

Она закрыла глаза, открыла рот, и столовую огласил рев. Из кухни выскочила классная и подбежала к ней:

– Наташенька, солнышко, что случилось? Тебя кто-то обидел?

– Да!

– Кто он? И что он сделал? – учительница наклонилась над девочкой и, достав носовой платок, пыталась утереть ей слезы.

– Он, он, – захлебываясь рыданиями, произнесла Велесова, – он хлебом в меня кидался и в глаз попал!

– Хлебом? – голос классной окаменел, наша половина стола сразу притихла. – Кто хлебом кидался? – затрясла она Наташу за плечо.

– О… Он! – выдавила, обливаясь слезами, но уже немного успокоившись, Наташа Велесова и показала… на меня.

Я застыл с ложкой, поднесенной ко рту. Мне только что принесли суп. В голове пронеслось: «Я?» А тут и ее подружки хором закричали «Он, он!» и стали тыкать в меня пальцем. Классная рывком обогнула стол и подлетела ко мне. Я инстинктивно вжал голову в плечи.

– Ты, ты, ах ты маленький… гаденыш! – вдруг закричала учительница. – С виду такой тихоня, а хлебом кидаешься, а солдатам там, на войне, есть нечего, а ты, уродец, им тут в людей швыряешь?! – и со всего размаху ткнула мою голову в тарелку с супом, разбив ее.

Это мне потом рассказали. Так как у меня все поплыло перед глазами, а лицо пронзила острая боль, соленый привкус на губах дополнил картину. На брюки полилось что-то горячее. К классной кинулись поварихи и другая учительница младших классов, меня схватили, куда-то повели, раздевая на ходу, помню, что на лицо хлынула холодная воды, я слышал, как знакомый голос то извинялся, то снова называл меня какими-то странными словами, потом меня опять куда-то повели.

Голову зачем-то запрокинули назад. Когда я немного пришел в себя, понял, что сижу в трусах и майке в медпункте с засунутой в нос ватой. Рядом на стуле сидела классная и тихо плакала, медсестра в белом халате совала ей под нос какой-то пузырек. Я ничего не понимал. Тут вошла нянечка и принесла мою одежду:

– Погладила, почти высохло, а кровь отстирала. Одевайся давай! – последние слова были обращены ко мне.

Классная руководительница посмотрела на меня с немым укором и молча вышла из медпункта. Я с трудом оделся, нос и лоб болели. Вату мне разрешили достать, я посмотрел в зеркало, на лбу красовалась здоровенная шишка.

– Эх ты! – вдруг произнесла медсестра. – В девочку хлебом швыряешься! Учительницу до слез довел! Тебя родители не учили, что девочек и женщин обижать нельзя?

Я покраснел и промолчал, попытался сделать шаг, меня покачнуло.