Сублимация

От профессионального невежества и душевного бессилия у этого плейбоя мутится в голове и требуется опора для тела. В благодарность за роскошный быт, нажитый ловкачом-отцом и предоставленный мне покладистым сыном, я часто подставляю свое женское плечо.

– В прошлый мой отпуск мы собирались в горы, – ворчу я для напоминания о моих нередких жертвах. – Да. А провели его в пригороде, развенчивая, а не понарошку, отмывая кооператоров.

Из моего тона он выбирает только нотки уступчивые:

– Нынешним летом отдохнем.

К тетке съездим. Дел тут на три дня. Собственно, приглашаю тебя только на сегодня. Нужен взгляд со стороны, непрофессиональный…

Я знаю, что, упрекая, важно не пересолить – и заслуги не забудутся, потому спускаю ноги с дивана. Мигалов приободряется. Снимает с вешалки новый пиджак, рассовывает по карманам бумажник, расческу, клочки страничек из блокнота с набросками его глубоких мыслей. Натягивая узкое платье, я поглядываю через зеркало на супруга и в который раз думаю: баловень судьбы! До зрелого возраста его нянчил папочка, теперь живет на всем готовом.

Сорочки, отутюженные мною, завтраки, ужины – тоже на мне, квартира, поддержка отношений с приятелями – по моему расписанию и общими стараниями. На службу Игорь Корнеевич ходит нехотя, отсиживает, изводя служебное время на мелочи томления. Изредка выполняет в течение недели то, что иному специалисту мало на день. Оставь его в чужом городе без опеки, не сообразит, куда ткнуться, чтобы не умереть с голоду, а уж завшивеет в три дня. Свеж и красив он, видимо, потому, что не растрачен.

– Вези, – пять минут спустя командую через плечо.

– С бензином туго. Тут два квартала, на квартиру к пострадавшему.

– Предупредил бы, не поднялась бы с дивана.

– Ну, раз уж поднялась.

На улице светло, тени густые, и прохожие тянутся к ним. Я еще не чувствую, но догадываюсь: припекает.

– Ты бы ввел в курс дела. Хотя бы в двух словах.

– Забил тревогу некий Юрий Гурьевич Опочин.

Исчезла приемная дочь. Падчерица, по-русски, что ли.

Имя показалось мне знакомым, что-то из подсознания.

– Он кто?

– Середняк. Пару лет назад встречал его на телевидении, возглавлял режиссерскую группу. Забытый драматург. Поэт…

Я кокетливо загибаю пальчики:

– Зарплата едва на продуктовую корзинку. К сорока годам полная утрата идеалов, грешен прелюбодеянием…

– И повторным браком, – вставляет сыщик.

– Тем более, – совсем оживаю я.