Только ты

Сначала заболела я, а после, когда погода расшалилась не на шутку, встречая прохожих ледяным ветром и снежным крошевом, с воспалением легких слегла и бабушка. В городе отца мы оказались вдвоем: она в больнице, а я – в новом красивом доме его семьи. Большом, просторном, неприветливом, так непохожем на нашу старенькую маленькую квартиру в городке. То, что этому дому никогда не стать моим, я почувствовала, едва переступив порог.

Они стояли в холле – мать и сын, когда отец, выпустив меня из машины, распахнул дверь и ввел свою дочь в дом. Виновато передернув плечами, стянул с шеи шарф, опуская сумку у моих ног.

– Ну вот, Галя, мы и приехали. Моя Настя.

Моя Настя. Это был первый раз, когда я провела почти два дня рядом с отцом, пусть не в любви, но в относительной заботе с его стороны, и сейчас чувствовала, как под взглядом незнакомой женщины отец вновь отдаляется, улыбаясь ей куда охотнее, чем мне. Своей пятнадцатилетней нелюбимой дочери.

Мы с бабушкой всегда гадали: похожа ли новая жена ее сына на мою мать? На меня? Мне казалось, что да. Почему-то в это хотелось верить, глядя на родительские фотографии, где мать с отцом были еще молоды и счастливы. Но нет, действительность легко разрушила наши ожидания. Галина Юрьевна оказалась высокой, крупной и даже полноватой женщиной, с взбитой копной блондинистых волос. С волевым подбородком и взглядом валькирии. Когда этот взгляд остановился на мне – серый, немигающий, внимательно рассматривающий мое поношенное пальто, собственноручно связанную из старой бабушкиной кофты шапку и стоптанные в морозной слякоти нашего городка сапожки, мне захотелось съежиться под ним в комок и расплакаться от чувства одиночества и чуждости этому дому и этим людям.

Но вместо этого я раскашлялась, едва не потеряв сознание от неловкости и испуга за свою простуду, так не вовремя напомнившую о себе.

– Стас, принеси Насте воды. И помоги уже своей сестре раздеться, хватит стоять столбом!

Я помню ту фразу, сказанную хозяйкой дома, очень отчетливо, потому что это был первый раз, когда я отважилась поднять глаза на своего сводного брата. Не от смелости, а от страха, что он действительно решится помочь мне. Этот взрослый темноволосый парень, чей ледяной взгляд больнее всего резанул с порога. И который, я это чувствовала, видел меня насквозь.

Он стоял босиком у ступеней лестницы, сунув руки в карманы домашних брюк, и смотрел на меня холодными неприветливыми глазами.