Серые

Топать пять вёрст без обувки – лапы драть в кровь, ? не унимался Губастый.

? Нельзя в городе в человечьем обличье – работы мало, не найдём ничего. ? Сука поднялась на задних лапах, игриво куснула за ухо Мотю, мазнула хвостом по морде Губастого.

Да, подгонять их не надо, они давно готовы. Загодя ночью оборотились её выкормыши, а Серая в бабьем сарафане перед окном маячила, погодила перекидываться. На глухой обочине в стороне от деревни живут, мало ли, кто позарится, – нехорошо. А тут Баба в окне мелькает, да две собаки рядом, лиходеи-то и поостереглись бы со злым умыслом нагрянуть.

Изба жилая, дымком тянуло, миром и покоем пахло. Уж под утро обернулась Серая в суку, когда Губастого от Моти отгоняла. Задиристый не в меру пудель, лучшей жизни ждал.

Вася вошёл в избу с хлебным запахом и с широкой улыбкой.

Низко поклонился иконам, перекрестился. Потом покромсал краюху серого хлеба и накормил собак.

? Мотя, за мной, Губастый с Серой, не отставайте, я до города доведу, а там уж сами.

По кромке поля вдоль неухоженной дороги с ямами и ухабами за высоким человеком следовал огромный волкодав Мотя, за ним семенили понурый пудель с рваной отвислой губой и поджарая серая дворняга. Вася знал, кому подкидывать щенят беспризорных. Серая – кормилица надёжная, сразу приняла как своих. Вон каких вырастила. Вася тоже из собачьей породы, но ради дочери последние годы всё больше в человечьем теле томился, даже клыки подпиливал.

Мотя часто оглядывался, поспевают ли свои за ним.

Впереди вышагивал богатырь Вася, широко, с наклоном, что колодезный журавль кланялся, – это походка, значит, у Васи такая. Добрый он, помогал Серой и многим, кому надо.

Умение у Васи появилось не простое. Может, и не умение, а дар. Распознавал он оборотней собачьей породы и спасал щенков осиротевших. Бывало, что и удавалось отбить несмышлёнышей от волчьей своры. Их с Губастым уберёг и Серой на воспитание отдал.

Вася хваткий, старательный, и ума у него, что шерсти на собаках.

Девочку вот уберёг, но не распознал, от чьей стаи та отбилась, а может, и знал, да слукавил. Слепенькой она оказалась, до чего нежненькая, тоненькая, беспомощная. Как не приласкать такую? Вырастил, и слава богу. Своими-то не обзавёлся, а теперь… Мотя вздохнул и посмотрел на Васю, что тут смотреть, сразу видно – горемычный. Не забыть Васе вовек свою Полюшку, а может статься, и отыщется ягодка румяная.

Серая трусила позади всех, недоверчиво зыркая по сторонам.