И воздастся вам…

– Но существовал специальный штаб по отделению Кавказа от СССР после победы. Что, МИД Германии ничего о нем не знал?

– Этими вопросами занимался Розенберг!

– Но Розенберг утверждает, что вы активно помогали ему. Что, согласитесь, логично, учитывая вашу должность.

Риббентроп с мольбой и укором посмотрел на Александрова.

– Зачем вы меня мучаете? Вы не представляете, в каком я был положении… Не представляете! Это было так мучительно…

Ребров, обменявшись взглядами с Александровым, неожиданно спросил:

– Скажите, а если бы сейчас, после всего, что произошло, здесь появился Гитлер и сказал: «Сделай это!»

Риббентроп с изумлением посмотрел на Реброва.

– Господи, как вы догадались? Ведь я часто думаю об этом…

– Так как бы себя повели?

– О, я бы повиновался ему… Да, и после всего, что произошло! В нем была невероятная, поистине дьявольская сила. Вне всякого сомнения, он был наущаем самим дьяволом… Мы, обычные люди, легко поддаемся внушению. Поклоняемся силе, как идолу. Вот таким идолом был для немцев Гитлер…

– Хотите сказать, что Гитлер изнасиловал немецкий народ?

– О нет, он не изнасиловал наш народ, он его совратил и развратил.

– На вас лично?

– И на меня, и на всех немцев… Это было безумие, сумасшествие! Вы не испытали этих горячечных денечков! Когда всех нас несла некая сила!.. Сначала Гитлер увлек нас, потом взбаламутил весь мир, а потом просто исчез и оставил нас тут отвечать за все, что было… Нас, обычных людей, «бацилл планеты»…

– Как вы говорите? – не сразу разобрал Александров, недоверчиво взглянув на красивую переводчицу.

– Да, именно так Гитлер именовал человечество… Именно так. Мы были всего лишь его тенью. А нас собираются судить… – голос Риббентропа стал еле слышен. – За что? Зачем нужен этот суд? Неужели нельзя отыскать более мирное решение, но победители собираются громоздить ненависть на ненависть. Эти горы ненависти погубят всех, накроют весь мир… Я готов принять любой приговор, но только без этого ужасного суда…

Риббентроп выглядел уже совершенно жалко, глаза его были полны слез.

Крафт, сидевший в самом углу, поднялся и направился к выходу. В двери он оглянулся и сделал Реброву знак, означавший, что есть разговор.

Когда плачущего, едва передвигающего ноги Риббентропа увели, Александров, Ребров и переводчица на какое-то время остались одни в пустом кабинете.