Студёное море

Но вот ударили первые морозы, запела свои зимние песни поземка, и последние стайки дроздов покинули лес.

Артамон Савельевич сидел в гостиной у тёплой печи и с любопытством смотрел на окна, красиво расписанные легким морозцем. «Чудеса, да и только! – думал он. – Неживая природа, а красоту человеческую понимает…»

Он улыбнулся, подбросил в печь дрова, поудобнее уселся и, глядя на окна, долго ещё любовался красотой сказочного леса из снежинок, которые то ярко горели как крошечные свечи, то гасли, покорно прячась под серое покрывало вечерних сумерек.

Неожиданно с улицы послышался конский топот.

«Кого это несет нечистая в такой час?» – удивился Артамон Савельевич, встал и быстро подошел к окну. К дому галопом скакал всадник. По статной фигуре седока, казенной одежде и манере держаться в седле Артамон Савельевич без труда узнал в нем стрелецкого сотника Якова. Царский гонец резко осадил рыжего иноходца у самого крыльца боярского дома и, увидев кучера Прохора, хриплым голосом крикнул:

– Боярину Артамону Ховрину в среду на постной неделе быть в Думе.

Так повелел государь!

Круто развернувшись, он галопом поскакал в сторону Свиблово в имение боярина Хватова. Узнав от кучера волю царя, Артамон Савельевич в сердцах схватился за бороду и проворчал:

– Вот те на! Опять думу думать надо!

Артамон Савельевич не любил сидеть в Боярской думе и смотреть, как тучные бояре, одетые в собольи шубы и шапки, обливаясь потом, прели, как пшенная каша в котле… Знал он, что любая затея царя требовала немалых денег.

А где их взять?

Древний род Ховриных исстари на Руси был при Денежном дворе. Ховриным доверялась царская казна. Многие государственные тайны, связанные с чеканкой серебряных монет и пополнением золотого запаса казны, передавалась по наследству. Забота о богатстве царей московских считалась священным долгом рода Ховриных. Однако прошли те старые добрые времена. Новое поколение – новые нравы! Артамон Савельевич не так рьяно, как его отец исполнял обязанности царского казначея.

Сам он мало вникал в дела Денежного двора, жил легко, в роскоши. Должность свою не любил. Часто думал: «Близок к царю, но все же холоп! К чему этот почет, если жизнь омрачается вечными хлопотами о пополнении царской казны».

Артамон Савельевич сладко зевнул, пытаясь задремать, но мысль о Думе не давала покоя: «Какие бы там не решались дела, а разговора о деньгах не миновать». Медленно закрыл глаза, и в голове, как февральские метели, закружились разные мысли.