Маски благородия

– Ты никогда не берёшь меня с собой! – воскликнул мальчик, подняв уже наполнившиеся слезами глаза. К расстройству Рудольфа, в палатке воцарилось молчание.

– Тише, не кричи так. Сейчас ты правда не можешь поехать со мной. Густав!

– Нет! – Адальберт обхватил отца за шею.

Рудольф поставил мальчика на землю, сел рядом и взял сына за руки. Из палатки высунулся слуга.

– Послушай, я тоже очень тоскую по тебе, когда уезжаю, – говорил граф. – Но так надо, понимаешь?

– Почему? – не унимался Адальберт.

– Потому что… – глаза отца округлились.

 – Адальберт! Ты хоть кому-то сказал, где ты? Мама знает, что ты со мной?

Адальберт весь сжался. Стоявшие до этого слёзы брызнули крупными каплями.

– Нет…

– Ты что! Они же там сейчас так переживают, места себе не находят! – Рудольф поднялся на ноги. – Густав, сейчас ехать уже поздно. Накорми Адальберта и проследи, чтобы он лёг спать. Завтра утром возьми лошадь и отвези его домой, – граф снова сел возле сына. – Адальберт… успокойся, ничего страшного ещё не случилось.

Когда вернёшься, извинись перед матерью и остальными. Ты понимаешь, за что извиниться? Ты убежал из дома, никому ничего не сказав. Так нельзя! Всегда нужно думать о других, прежде чем что-нибудь сделать. Разве я могу вот так всё бросить и скрыться непонятно куда?

Адальберт поник головой, утирая слёзы. Он устал, хотел есть, был расстроен, что воссоединение с отцом получилось такое невесёлое, и напуган, потому что мать сейчас переживала за него. Слова графа не утешали, наоборот, становилось ещё беспокойней.

Адальберт кротко потянулся к отцу, надеясь угодить в его крепкие объятия, но Рудольф лишь наскоро поцеловал мальчика в лоб и вернулся в палатку. Густав, с сочувствием посмотрев на ребёнка, протянул ему руку.

Как бы сильно Адальберт ни хотел есть, кусок не лез в горло. Мальчик сидел за столом, подперев ладонью щёку, и ломал в руке кусок хлеба. Все разговоры стихли, стоило ему появиться в палатке. Он чувствовал, как из-за соседнего стола на него смотрят отец, дядя и ещё один явно важный человек в блестящей длинной одежде.

Адальберт старался не поднимать взгляд. Когда после ужина мальчик лёг на пушистую шкуру, усталость наконец одолела его.

Утром он позавтракал, а затем Густав усадил Адальберта на лошадь и сам сел сзади, придерживая мальчика одной рукой. К ним подошёл отец. Вид у него был серьёзный и грустный.

– Ну, ты понял меня, Адальберт. Что ты сделаешь, когда вернёшься?

– Извинюсь перед мамой и всеми.

– Правильно.