Гребень из рога единорога

– Принц, говоришь? А чего… И то, дело, – неожиданно заинтересовывается предложением колдунья и уточняет, – А сможешь?

– Конечно, – уверяю её в своей молодецкой дееспособности.

– Тогда, заходь.

И дверь в избушку сама собой распахивается.

Внутри, в разрез распространённым слухам, оказывается довольно светло. Пахнет не плесенью и лягушачьей сыростью, а гелиотропом и лунным цветком. Под потолком пучки сушёных трав, на оконцах чистые занавески, стол оструганного дерева с такими же табуретами вокруг. Всё мило…

Хотя, нет.

Не всё… Огромная печь в треть дома с прикрытым закопчённой заслонкой ненасытным зевом устья. Мне кажется, или действительно через терпкие запахи трав чувствуется вонь недавно подгоревшего мяса? И нет даже малейшего желания ознакомиться – что там за заслонкой… А посреди всего этого деревенского великолепия стоит местная колдунья – небольшая худенькая старушка, лет так под восемьдесят. Длинный нос крючком, лицо сморщено до невозможности, словно оно когда-то было листком бумаги, но прошедшие годы безжалостно измяли его своевольной дланью. Волосы колдуньи собраны на затылке в жидкий пучок.

– Говоришь, готов сбегать на болото за дурманус эквалитус? – с интересом спрашивает хозяйка избушки.

– Запросто, – легкомысленно соглашаюсь я, – Но взамен ты мне расскажешь, где найти гребень из рога единорога.

– Нет такого гребня. – Колдунья уверенно рушит мои мечты о свадьбе с полкоролевством в придачу.

– Ты, Морге, давай, говори да не заговаривайся, – резко пресекаю упаднические настроения.

 – Ишь, чего удумала – гребня нет! А что я тогда должен найти и принести принцессе Эе?

– А ты, давай, не выпячивай свой городской гонор. Если Морге сказала, что нет такого гребня на свете, значит, нет его. Ни в лунном, ни в подлунном мирах.

– Э-э-э… Да?

– И не сомневайся, болезный. Но если принесёшь травок, то я тебе по секрету шепну, где можно пошукать. Не отчаивайся, ведь ещё неизвестно, кому из вас боле повезёт – тому, кто добудет руку и сердце принцессы, или тем, кто «пролетит»…

Колдовское урочище неожиданно проявляется резким контрастом с прочим лесом – патриархальная идиллия белесых берёзок сменяется унылой серостью иссохших осин; низкорослую травку с весёлыми цветочками вытесняет режущая ноги высокая осока; а вместо боярышника и малины повсюду лишь кусты дикого, ощетинившегося острыми иглами, шиповника.

До того сопровождавший мой путь разномастный птичий переклич словно обрезает ножом – здесь только давящая тишина.