Площадь Борьбы

Однажды Ароныч заказал на кладбище такую плиту: мраморную, полированную, черную, с надписью – «Соловьев Михаил Аронович, 30 октября 1929…» – и пустое место для окончательной гравировки, которую сделают уже потом.

Мастер граверных дел Виктор Иванович (они с ним часто выпивали, когда Ароныч приезжал на Востряково проведать мать) спросил его с большим интересом:

– Ну и чего?

– В каком смысле?

– Куда отвезешь-то ее, Миш?

– Пока в машину отнесу, – скупо ответил Соловьев. – Кстати, у тебя грузчики есть?

Пока Ароныч договорился, пока грузчики искали пятого, поскольку плита была тяжелая и волочь ее можно было только впятером, прошло еще некоторое время – и они с Виктором Ивановичем дополнительно маленько посидели, побазарили.

Пить-то было нельзя, сам за рулем, Виктор Иванович тоже на работе, ну а хотелось страшно. Уж очень момент был такой…

– Ну хорошо, отвезешь домой, а потом? – не унимался Виктор Иванович.

– Чего потом? Найду синяков каких-нибудь возле дома, в квартиру дотащат, – скупо отозвался Ароныч.

 – Положу куда-нибудь аккуратно. Не уроним в грязь твою работу, Виктор Иванович.

– Так… ну а потом? – не унимался мастер.

– Я не знаю, что потом… – грубовато сказал Ароныч. – Потом отдельный участок куплю, туда поставлю. У матери на могиле не буду пустой памятник держать. Нехорошо.

– Ну смотри… – пожал плечами Виктор Иванович. – Можно же у нас пока… За аренду помещения много не возьму.

Ароныч неприязненно пожал плечами и двинулся к выходу.

В багажник плита поместилась – но, правда, не вся.

Торчала наружу. Пришлось приматывать ее веревкой, которая быстро нашлась в глубине багажника, но до того тухлая и промасленная, что Ароныч даже брезгливо поморщился, когда прилаживал. Сама плита была чистая, новенькая, хорошо пахла и сияла, прямо как крышка от рояля. Ну просто красота, хоть садись и играй на ней траурный марш Шопена.

Ехал осторожно, на скорости сорок-пятьдесят кэмэ, таких осторожных гаишники останавливают сразу.

– Чего везешь? – спросил первый гаишник, красномордый богатырь с рыжими глазами.

– Надгробная плита… – сухо ответил Ароныч и даже не вынул сигарету изо рта для приличия. – Близкому родственнику.

– А куда?

– Пока домой.

– А почему не на кладбище?

– Так он еще не умер…

Богатырь несколько секунд смотрел прямо – смотрел без выражения, рыжими зрачками, с выцветшими на палящем солнце ресницами…

– Ты давай на поворотах не газуй.

– Есть, командир.