Мастер и Афродита

На диване, застеленном вышитым, поблекшим от времени и стирок покрывалом, Глафира иногда сидела и слушала радио. Из черной дребезжащей тарелки узнавала она новости об успехах социализма и происках вредных капиталистов, живущих мечтой загубить рабоче-крестьянский союз. Иногда, притомившись, дремала под голос диктора. Ночевала Глафира в каморке, пристроенной к кухне. Горницу содержала в музейной чистоте. На двуспальную кровать с никелированными шишечками не ложилась с тех пор, как в последний год войны почтальониха Никитина подала ей страшный треугольник. Оставшись вдовой с двумя малыми детьми на руках, Глафира не успела опомниться, как стала старухой. Затыкая голодные рты сыновей, добывая тяжким бабьим трудом самое необходимое, она не заметила собственную жизнь…

Сосед Гриша вырос при ней. Глафира про себя отмечала, как из долговязого подростка сложился ладный парень. Уже взрослой бабой, истосковавшейся по мужику, подглядывала, затаившись на крыльце, как на рассвете умывался Гришка студеной водой. Любовалась, как гуляли мускулы парня под драным полотенцем. Гришка жил и не догадывался, что был маленькой бабьей слабостью своей соседки. Приди ему в голову постучаться вечером к вдове, Глафира не задумываясь открыла бы дверь. Но для Гришки Глафира была просто теткой. В молодости он с охотой чинил ей забор и косил при усадьбе траву. За это получал лафитник самогону и кусок пирога. Нормальные соседские дела. Пришел срок, и Гришка женился. Глафиру пригласили на свадьбу. Все как у людей – отслужил армию, вернулся, женился… Невеста, бессловесная конопатая Наталья, сидела в фате и тихо улыбалась.

Той же улыбкой, только с жалобными морщинками по углам губ, встречала она пьяного Гришку и принимала от него побои. Незаметно и тихо родила Шурку, а потом Ларису. Девки пошли не в отца и не в мать.

Шурка росла заносчивой и своенравной. Наивной телкой казалась рядом с пей младшая Лариса. Безвольная Наталья власти над дочерьми не имела. Гришка в трезвости на дочек внимания не обращал, а по пьянке иногда лупил, иногда приносил гостинцы. Умирала Наталья с той же тихой бессловесной улыбкой, так же незаметно, как жила.

На похоронах Глафира заметила, как Шурка подошла к отцу, захмелевшему еще до начала поминок, и, посмотрев на батю ненавидящим взглядом, сказала ему: «Сволочь ты, отец!» В сухих глазах Шурки, кроме ненависти, ничего не было. Глафира жалела Гришу. Черствая Шурка внушала ей неприязнь.

Гришка все чаще стал напиваться.