Тень на зелёной траве. Часть первая

Ха, ну и имечко себе придумал! Н-да… а я точно «добрый», откуда такая уверенность? Что-то заставило засомневаться в этом. На какое-то время, углубившись в дебри философского размышлизма и самокопания, я задумался об этом, закапываясь всё глубже и глубже в поисках ответов, до тех пор, пока голова опять не разболелась.

– Туда, Добрый человек. – Наят, внезапно ожила, указывая куда-то влево. – Здесь совсем близко.

Я присмотрелся, насколько это можно было сделать, в сгущавшейся вечерней полутемноте и, действительно заметил слабый огонёк за деревьями. Пути не было видно, однако проехать сквозь кустарник вполне возможно. Я велел Федору поворачивать налево, и через некоторое время мы оказались на открытом пространстве, возле старого домика. Поздний вечер, даже он не мог скрыть тех резких очертаний запустения и того неприглядного убожества, что открылось передо мной.

Небольшое пространство, некогда огороженное низким плетнём, представляло собой жалкое зрелище поросшего сорняком огорода. Бывшие когда-то, то ли цветочные клумбы, то ли земляные грядки, едва можно различить среди этого безобразия. Вросший в землю, старый бревенчатый домик из рассохшегося, давным-давно почерневшего дерева, по-стариковски скрючился на один бок и, казалось, вот-вот развалится прямо на моих глазах. Шапка прохудившейся крыши сползала набекрень, сквозь сгнившую солому, выпирали длинные ребра жердей. Печная труба заросла мхом и только потому до сих пор не развалилась. Из трубы шел слабый дымок. Сквозь занавешенное какой-то тряпкой окно, едва пробивался маленький лучик красноватого света.

Я остановил Федора возле покосившегося столба и помог Наят спуститься на землю. В этот момент в доме скрипнула дверь, и нам навстречу вышел тощий скрюченный мужичок. В руках у него горел закопчённый фонарь.

– Наят, это ты?

– Это я… папа. Со мной… Добрый человек. Он помог мне.

– Добрый человек, добрый человек. – Мужичок стал быстро, то ли кланяться, то ли приседать. – Благодарим вас, добрый человек, заходите к нам. Добро пожаловать.

Он обменял свой фонарь на узелок Наят и торопливо заспешил обратно. Довольно-таки, шустрый… папа. Сходства между ним и ребенком, не было никакого. Решил сразу: ночевать буду в своей повозке, что-то настроение разом испортилось. То ли место такое убогое, то ли запах самогона, который оставил после себя «папа» отбил охотку. Мы вошли.

Внутри помещения, едва разгоняя жирные тени по углам, горела свеча, на столе.