Сплетня

* * *

Три дня спустя Хасик, сменив застиранную рабочую футболку с олимпийским мишкой на тщательно отглаженную голубую рубашку и светлые льняные брюки, поднимался на третий этаж городского дома, где снимал квартиру его брат Даур.

– Ора! Хасик! Добро тебе! – радостно похлопал его по спине Даур. Получилось немного сверху вниз, потому как коренастый, широкоплечий младший еле доставал сухощавому Дауру до подбородка.

– И тебе добро, – пряча смущение за суровостью, ответил Хасик.

 – Разговор есть. Может, Мадина в магазин сбегает, пока мы тихо-тихо поговорим?

– В магазин не пойдёт – денег не имеем, – засмеялся Даур. – Третий месяц на хлебе и воде, работы нет. Но прогуляться прогуляется. Заодно газет купит – хоть узнаем, как там здоровье товарища Брежнева.

Оставшись одни, братья сели на кухне друг против друга, положив руки на стол.

– А что с работой-то? – спросил Хасик, пытаясь хоть как-то оттянуть основной разговор.

– Да ничего.

Прикрыли наш театр. Решают, быть ему или не быть – а мы пока исключительно духом прекрасного питаемся. Да всё наладится, не впервой. Так о чём ты хотел поговорить?

– Тут такое дело, – Хасик внимательно рассматривал собственные ногти, отмытые ради поездки в город от всех примет сельской жизни. – Гурам приходил.

– А! – Даур откинулся на спинку стула, в глазах загорелся веселый огонек в предвкушении новой забавы. – Что на этот раз?

– Говорит, в селе болтают, что младенец Асиды – не от нашего Астамура.

– Эк куда хватил! А от кого ж?

– Этого не говорит, но, мол, есть точные сведения…

– Да, дела… – протянул Даур, почёсывая бороду и глядя в окно. В пыльном городском дворе пыльная городская курица старательно выкапывала в пыльной городской куче что-то наверняка не менее пыльное. Очень похоже на Гурама, подумал Даур, но вслух сказал:

– Давненько мы никому на язык не попадали.

– Понимаешь, они восемь лет живут, и не было никого, а тут раз – и дочка…

– «Раз – и дочка» – это в жизни случается, – опять развеселился Даур.

 – Это я тебе как женатый человек говорю.

– Ора! – отмахнулся Хасик, – что делать-то будем? Он мне теперь жизни не даст. Тебе хорошо, ты в городе, а мы с матерью в горах, у всего села на виду.

Пыльная курица за окном, так ничего и не выкопав из пыльной кучи, направилась в поисках счастья к чахлому пыльному газону.