Агония, 88

И что война, какой мы ее узнали, есть желание одних лишь глупцов, или бесконечных оптимистов, что недалеко от синонимов!

– Бесконечных оптимистов?

– Неужели нельзя было понять, что война с арсеналами, способными на шесть раз уничтожить страну оппонента является заключительной и искусственной точкой в эволюционной стезе человечества?! Ну, как?! Ну, вот как можно было… – с невероятным разочарованием, и полыхнувшими эмоциями он взялся за плешивую голову с красными пятнами от тяжелой лучевой болезни. – Как можно было быть такими оптимистами, и считать, что в этой войне могут быть победители?! Бесконечная глупость, помноженная на завышенное ощущение своей защищенности! Глупцы!

– Вам повезло в некотором плане… – я снова усмехнулся и отвернулся к окну, рассматривая подкошенный ударной волной лес и каменные печки, оставшиеся на месте старых деревянных хаток.

 – В том, что лидеры хотя бы одной страны считали, что война есть недопустимый исход любой политической авантюры.

Осторожно коснувшись книг на бесконечных стеллажах вдоль кривой деревянной стены, я раздвинул парочку и нашел небольшую открытку.

Формат А5, какие обычно слали друзьям или родственникам, приклеив копеечную марку. Но вот в руке она тяжелела как свинцовый щит, потому что затертая надпись без лишнего пафоса, с манерой высшего человеколюбия гласила: «Мы дружим и созидаем, в космосе Мир утверждаем!». С белоснежной, запомнившееся всей планете улыбкой в сторону с открытки смотрел титан-Гагарин. И был у меня толчок в груди, ощущение бесконечной горести о потерянной возможности развиваться дальше, о будущем, которое оказалось разбомблено.

– Война – это всегда ошибка политиков.

– А кто за нее понесет наказание? – повернулся я к нему, поставив открытку на место, точно между книжек. – Хорошо, если те, кто все это начал. А если одни только простые люди? Вы даже не представляете, что сейчас творится у нас…

– Так значит, вы не местный? – академик поднял на меня глаза. – Я почему-то так и думал.

– А вас это не удивляет?

– Меня? – он опустил взгляд на книги, прихлопнув по их стопке.

 – Меня уже трудно чем-либо удивить. Боюсь, я могу попытаться удивить вас. Но, речь здесь еще о том, что я нисколько вас не узнал. Откуда вы?

– Отсюда же. Я знаю эти места. Я видел эти горы и эти леса тогда, когда вы даже представить себе не можете. Вас не было в тот момент, когда здесь протекала моя жизнь.

– Так значит вы местный?

– Нет, я не местный… – снова усмехнулся я, отворачиваясь к окну.