Унденский лебедь

И в нем каприз Истории

Вам ниспослал викторию;

Но, к чести, следует признать,

Не побоявшись осознать,

Что ваша Родина прогнила

На фоне Праги, Вены, Рима,

Вернулись вскоре вы домой

Под лозунгами: «Гниль – долой!»

К набору светлых мыслей, лиц,

Вам не хватило лишь… (яиц)

Каре! – И пушки… Пушки по углам! –

Укор Истории глупцам!

Не вам ли посвящал я строки,

О вас не Бога ли молил?!…

Того услышьте же упреки,

Что милосердным к слабым слыл!

Но очерствел я сердцем диким…

Я стал к бесчестию безликим:

Мне капля крови дорога,

Чтоб проливать ту за раба.

Во мне всегда жил добрый человек!

Но доброты души все струны

Заставив замолчать навек,

Наполнил сердобольством урны.

Картечь… Картечью по рабам! –

Тирану должное воздам!

Да сгинет мерзостное племя

Под гнетом мерзостных господ:

Не Бог ли возжелал то бремя? –

Несправедлив к стадам Исход?

Не жаль мне боле их потомство;

Бесправием гордившись всласть,

Судьбе не скальте недовольство:

Каков народ – такая власть!

«Настежь»

От злого света в доброй темноте,

Укрывшись черным одеялом,

Покой таился в чистой мгле

Столь вожделенным идеалом.

Невидимый сквозь пальцы ветер

Заботливо и нежно веял;

Здесь проклят день, лишь вечный вечер

Надежно тишину лелеял.

Здесь дышится цветам легко,

Сокрытым от незрячих глаз:

Не потревожит их никто,

И не сорвет для мнимых ваз.

Здесь звезды угольного цвета,

Но ярче их не отыскать;

Здесь в темноте краса рассвета,

Которой можно доверять.

Здесь щедрость снов не знает брега,

Наивны прочные мосты:

В них прозорливость оберега

От лицемерной белоты.

Здесь полноводные ручьи

Журчаньем дивным слух ласкают;

Зарыты теплые ключи

Дверей, которых не познают.

«Вечера на Бейкер-стрит»

(Василию Ливанову, Виталию Соломину, Рине Зеленой)

Четверг; Сутуля позвоночник,

На кэбе к старому дружку

Везет меня седой извозчик,

Браня пегаса на скаку;

Уют собой оберегая,

Горит в окошечке свеча:

Щедротой шиллинг вынимая,

Дам вместо пенса сгоряча.

Вечерний час; Мой друг не спит,

На ужин гостя ожидая.

Туман стоит на Бейкер-стрит,

Осенней серостью блуждая.

В дверях мне рада миссис Хадсон;

И на французский лад напев,

Вновь вынуждает улыбаться:

– Oh! Welco?me, mistе?r Italе?v!

В колониальном хрустале

Блистает ужин на столе:

Перепела, салат, вино.