Эхо проклятия

В шприце веры, обретенной через страдание, хватает успокоительного лекарства…

Но что, если вашим палачом становится сила, находящаяся за гранью уязвимости и даже за гранью понимания? Вы улавливаете лишь тень ее присутствия – всегда ускользающую тень. Это как жуткий сон: достаточно было бы увидеть лицо или узнать имя, чтобы кошмар схлынул, – но вы никогда не увидите и не узнаете ни того, ни другого. Вы будто слышите всего лишь эхо проклятия – не произнесенного, потому что не существует языка, способного выразить мерзость и ужас происходящего, как не существует губ, с которых оно стекло, а также дурного глаза, который можно было бы выколоть, или черного сердца, в которое вы хотели бы вбить осиновый кол…

Вы скажете снисходительно, что мое описание злой силы напоминает вам кого-то? О, если бы все было так просто! Я вцепился бы в этот шанс, как утопающий хватается за соломинку.

Я знал бы, что предложить самому безжалостному из ростовщиков. Но задолго до меня люди совершили ту же ошибку – слишком очеловечили дьявола. Мы сделали из него мелкого пакостника или в худшем случае маньяка, наделив его неуязвимостью и бессмертием. Как будто только этим он отличается от самых гнусных из нас!

Боюсь, что я уже начал расплачиваться за собственное легкомыслие. Я наивно думал, что в крайнем случае всегда есть запасной выход – самоубийство. Но и это оказалось иллюзией. Ее крушение стало самым жестоким испытанием, потому что она – последняя. Выяснилось, что даже в смерти нельзя найти убежище. Негде спрятаться, некуда ускользнуть, нигде не найти покоя.

Нет никакой возможности избежать уготованной участи. Небытие – всего лишь ловушка для простаков; черное зеркало, отражающее только единственный луч истины в момент ее обретения; ширма, скрывающая бессмертного палача.

Глава первая

Я был владельцем антикварного магазина, и, вероятно, мне чаще, чем другим, приходилось поневоле смотреть на современность как бы со стороны. Конечно, сквозь мутнеющую линзу прошлого, а это всегда взгляд сверху вниз – с горечью и сожалением.

Стоит хотя бы на минуту покинуть замкнутый круг сиюминутных страстишек, и не остается ничего, кроме горечи и сожаления.

Если не наяву, то хотя бы в мыслях я останавливал беличье колесо истории, и тогда все разительно менялось: незаметное приобретало высшую ценность, а фетиши цивилизации становились ничтожными, не говоря уже о смехотворных кумирах. Я держал в руках предметы, которым было по нескольку сотен, а иногда и больше тысячи лет.