ОАЗИС «Джудекка»

Она могла быть легкой, как поцелуй ребенка, или тяжелой, как скала (и тогда он вынужден был лежать, привалившись к ней спиной и не в силах сдвинуться с места). Ему досталась в спутницы переменчивая стерва. Настоящая капризная сука! Вдобавок уродливая, морщинистая и колченогая. Она была непредсказуема.

Постепенно он усвоил одну вещь: смерть всегда рядом, поджидает его даже в те редкие мгновения, когда он жадно проглатывал свои жалкие капли радости в оазисах покоя. А вот жизнь ускользала от него. Ее невозможно было застать врасплох и насладиться ею, ощутить как следует; она все время дразнила Париса, вспыхивая и кривляясь где-то у горизонта, и убегала с такой же скоростью, с какой он тщетно гнался за нею.

Если это не так, значит, все кончено. И тут не срабатывала маленькая хитрость с зеркалами. (Разве что заметишь краем глаза промелькнувший неясный силуэт, быстрый гаснущий отблеск запредельности – но ни в коем случае нельзя всматриваться; только спонтанность позволяет заметить нечто в отражениях; лучшие зеркала – стальные полированные стены Предела или лужи, однако ночью мешают звезды.

Раньше…

3

ФРАГМЕНТЫ ПАМЯТИ: «РУССКАЯ РУЛЕТКА»

Лоун вывалился из публичного дома «Первая любовь» (две звезды, только «живой» секс, лицензия Департамента здравоохранения) около полуночи. Он умудрился накачаться уже после того, как удовлетворил свою похоть, и гард Дезире поддерживала его под локоток – слегка, чтобы не пострадало мужское самолюбие.

Ночь пахла так, как пахнут ночи только в пьяном мае, – то есть надеждой по большому счету. Для Лоуна это было в высшей степени необычное состояние, и он позволил себе опьяниться еще сильнее. Он остановился и задрал голову, глядя туда, где тускло сияли звезды, которые пытались пробиться сквозь коричневую пелену городского смога. Они представлялись ему запачканными в крови, будто старые бриллианты.

В этот момент Дез похлопала его по левому плечу. Она всегда оказывалась слева и сзади и напоминала о себе подобным образом, когда он забывался.

Лоун спохватился и бросил взгляд себе под ноги. Тротуар был чистым, и от него исходил противный запах шампуня. Честное слово, Лоун предпочел бы увидеть кучку блевотины или пару окурков, которые оживили бы безупречную стерильность плиток, загонявших воображение в однообразные ячейки своих бесконечно расползающихся сотов.