Совсем другие

На исходе лета стакан дешёвого портвейна «три семёрки» можно было заесть жёлтой грушей, сорванной прямо с ветки…

Многие из ребят здоровались, отец жениха демонстративно поднял шляпу, а одна девица смущённо бросила и затоптала окурок. Порадовавшись тому, что в городе ещё вершатся свадьбы, художник подумал: пожалуй, его бы здесь охотно посадили за стол. Даже остановился было, – слюна набежала в рот при мысли о запотевшей рюмке водки под осетрину, – но, одолев минутный соблазн, зашагал дальше. Он долго отсутствовал, а Полине в любую минуту могла понадобиться помощь.

От кафе, от асфальтовой площадки перед ним тропа вела через настоящие заросли. Много лет подряд город ничего не хотел делать с незастроенной полосой вдоль проложенного в конце прошлого века проспекта. Здесь рождались стихийные свалки. Осень ещё не сбросила листвы с пыльных кустов; торчали засохшие зонты дудника, растопыривал иглы железный чертополох. Сквозь чащу, увешанную сором, прихотливо вилась дорожка.

Лишь единожды зацепившись брюками за репейник, он благополучно достиг обочины. Асфальтовый, расчерченный белым простор открылся перед мастером. И тут его окликнули.

Двое молодых людей приближались к Фёдору Андреевичу по краю дорожного полотна. Вид у ребят был самый мирный, одежда заурядная, – один в джинсовом костюме, другой в белых штанах и куртке-кожанке; лица обычные, но незнакомые Маклакову. Немного странный вид, как и всему окрестному, придавал этим лицам вишнёво-красный свет заката.

Земляков художник не боялся. Хотя в городе, особенно начиная с девяностых годов, случались и уличные грабежи, и вещи похуже, – Фёдор Андреевич был уверен, что уж его-то ничто подобное не коснётся. В определённом смысле, он и город составляли единое целое. Посягнуть на мастера Маклакова было всё равно, что на главную краснолиманскую достопримечательность – ветхую церковь Бориса и Глеба. Мальчики, чьих бабушек он кружил на местной танцплощадке, вырастали не только врачами или почтальонами; иные шли в рэкет, а то и делали шаг в ещё густую тьму.

Однако эти двое были не местные. И, хотя обратились они к мастеру вполне вежливо, как то делают люди, желая спросить дорогу, – что-то нехорошо сжалось под рёбрами у Маклакова. Он почувствовал, как покрывается потом.

– Извините, уважаемый, – сказал полноватый, с залысинами, блондин в джинсовом.