Война, в которой я победила

Медсёстры уверяли, что если дадут воздушную тревогу, они успеют перевести всех пациентов больницы из палат в подвал. Но пока ни разу не приходилось, так что успеют или не успеют – этого на деле никто не знал.

Сьюзан наклонилась ко мне. Обняла. Вышло неловко, и для меня, и для неё. Я выдохнула. В животе по-прежнему бурлило.

– Не волнуйся, – сказала Сьюзан. – Утром я опять к тебе приду. А сейчас ложись поспи.

Спать я не могла, но ночь как-то всё-таки пролетела. Утром пришла Сьюзан. Она держала мою руку, пока медсестра катила меня на койке по коридору.

– Дальше вам нельзя.

Только тут я поняла, что Сьюзан рядом не будет. И вцепилась в неё.

– Что, если не выйдет?

Она сжала мои пальцы в своих на мгновение.

– Храбрей, – проговорила она. И отпустила.

В операционной меня ждал человек в длинном халате и с маской в руках. Он поднёс маску к моему лицу и сказал:

– Когда надену, начинай медленно считать до десяти.

Я протянула до четырёх – и провалилась в сон.

Отходить от эфира оказалось тяжелее. Правая нога зажата, её пригвоздили к месту, не дают сдвинуться. Я пытаюсь высвободиться, бьюсь что есть сил, пот льётся градом. Меня накрывает бомбёжкой, я под завалом. Ногу не сдвинуть. И вдруг я каким-то образом опять в сыром шкапчике под раковиной, в Лондоне, в нашей старой квартирке. Меня заперла в нём мама. Тараканы уже…

– Ш-ш, – мягко прошелестел у меня в ушах шёпот Сьюзан. – Успокойся, всё позади.

Ничего не хорошо, что может быть хорошего там, в этом шкапчике под раковиной, дома у мамы…

Руки тоже пригвоздили. Сверху накинули одеяло и подоткнули по бокам.

– Открой глазки, – звучит мягкий голос Сьюзан. – Операция кончилась.

Я открываю глаза. Из мешанины цветных пятен проступает лицо Сьюзан.

– Тебе ничего не угрожает.

Я тяжело глотаю слюну.

– Врёшь.

– Нет, не вру.

– Не могу ногой пошевелить. Правой. Которая кривая…

– Нет у тебя никакой кривой ноги, – говорит Сьюзан.

Как следует проснулась я уже глубокой ночью. Кровать окружали ширмы, за ними горел тусклый свет.

– Сьюзан? – шёпотом позвала я.

Ко мне подошла ночная сиделка.

– Пить? – спрашивает.

Киваю. Она наливает воды. Пью.

– Сильно болит?

Теперь припоминаю. После операции на правую ногу наложили гипс, поэтому-то я и не могла ею пошевелить. В лодыжке под гипсом ноет тупая боль, пронизывает ногу до коленки.