Несносный ребенок. Автобиография

Он бежал от горя и одиночества в би-боп[3 - Би-боп – джазовый стиль, сложившийся в начале – середине 1940-х годов, для которого характерен быстрый темп и сложные импровизации.] и бессонные ночи. Он хватал жизнь жадными руками и жадным ртом, словно боялся, что она снова его бросит. Мимоходом он подхватил и мою мать. Они уже встречались за несколько лет до этого в Сель-Сен-Дени. Тогда моей матери было семь. Она запомнила этого мальчишку, робкого и замкнутого, похожего на испуганного молодого пса, которого опекуны постоянно держали на привязи.

Девять лет спустя Даниель, моя мать, впервые в жизни ощутила порхание бабочек в животе. Она происходила из семейства Бельзик. Более бретонскую трудно себе представить. Ее бабушка содержала притон в Сайгоне. Мать, Ивонна, была алкоголичкой, а отец, Морис, угодил в тюрьму за то, что был женат сразу на нескольких женщинах, не проявив деликатности уведомить их об этом. Моя мать выросла на побережье Бретани у своей тети. Тетя Бельзик была ростом всего полтора метра.

От нее пахло воском, и она была глуха как пробка. Во всем остальном это было огромное сердце и две руки, чтобы ему служить. Моя мать обязана ей всем, по крайней мере, всем тем немногим, чем она располагала.

Мать провела свое детство с закрытыми глазами и замкнув руками слух. Для нее это был единственный способ расти без особых страданий. Но война и семейство позаботились о том, чтобы не дать ей вырасти. Поскольку ей приходилось опираться лишь на саму себя, у нее развился сколиоз, а вместо того чтобы отвести ее к врачу, девочку отправили к монахиням.

В монастыре она провела все свое отрочество, и рост ее завершился на отметке 1 м 60 см.

Освободившись от войны, своего семейства и монашек, она очутилась в Париже и встретилась с моим отцом, который стал ее первой детской любовью. Ему было двадцать, ей едва исполнилось шестнадцать. Отец как раз начал заниматься культуризмом. Он был красив, мускулист и танцевал как бог. Это был уже не маленький мальчик, робкий и запуганный.

Это был Король Сен-Жермена. Во всяком случае, именно таким его увидела моя мать. В ту эпоху она не имела никакого представления о самой себе. Она ничего не знала ни о своем разуме, ни о своем теле. Только чуть-чуть – о сердце, которое так сильно билось в первый раз.

Мой отец соблазнил ее, отомстив своему прошлому, прошлому никому не нужного мальчишки. Мать помнит, что у нее и в мыслях не было сопротивляться, когда Король вторгся в ее королевство.