Холодный вечер в Иерусалиме

Холодный вечер в Иерусалиме

Марк Меерович Зайчик

В новую книгу израильского автора Марка Зайчика вошли повести «Холодный вечер в Иерусалиме», «Памяти Левы К.», «Слава ортопедам», «Жизнь прекрасна», «История Евсея Бялого», «Семьдесят третий год», «Из табора улицы темной…», «Крановщица Гладбах», а также рассказы «Жизнь, которая оказалась сильнее его», «Легенда о комиссаре Мордвинове», «В июне 1967-го» и «Что слышно в Воложине?».

Марк Меерович Зайчик

Холодный вечер в Иерусалиме

© М. М.

Зайчик, 2024

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2024

Холодный вечер в Иерусалиме

Эта песня на два сольди, на два гроша…

    Итальянская песня

Он был громоздок и одновременно очень ловок – одно другому в его случае не мешало. Всегда ходил в башмаках и широких рабочих брюках защитного цвета, которые держались на лямках, натянутых на крепких плечах. Сложение его было обычное, стандартное – никаких мышечных гор, лицо правильное, часто небритое. Руки его как бы не до конца распрямлялись, от него исходило ощущение сдержанной силы.

Голова его была правильной формы, обритая наголо. Все-таки это неточность, так как посередине головы была лысина, оставшуюся растительность он аккуратно каждые два-три дня сбривал электробритвой, которую приобрел в беспошлинном магазине в аэропорту Хитроу за сто тридцать фунтов стерлингов, потому что на островах не перешли на европейскую валюту. Как он довольно часто повторял, «дорого, но сердито». Бритва мощно и ненатужно гудела, снимая волосы с затылка и висков. Во время совсем уж большой жары он надевал на голову темно-синюю кепочку с козырьком, отбрасывавшим густую тень на его собранное, почти семитское средиземноморское лицо.

Жил он один в доме, сложенном из мягкого желтого камня на краю поселения возле столицы. Два раза перестраивал внутренний дизайн, рушил стены, перестилал полы, добивался домашней гармонии. Что-то ему мешало. В конце концов, простор объединенной гостиной и кухни с огромным окном и видом из него на газон и небольшой бассейн с фонтанчиком ему понравился, и он оставил его на постоянной основе, к чему со временем привык его пристальный сиреневый взгляд.

Участок его был окружен двухметровыми непроходимыми кустами, в которых в полдень большую часть года летали нарядные птички-колибри, похожие на хлопотливых, встревоженных сине-зеленых стрекоз. Траву он на участке высадил сам, она выглядела изумрудным благородным ковром.