Кощуна о женстве

И оружие в деснице твоей станет ломким и оборотливым, и смерть примешь от оружия своего. И щит в шуйце твоей станет тяжким и неукладистым, и жизнь кончишь от неслужения его. И даже вышивка священная по вороту, подолу и рукавам рубахи твоей не заслонит путь к телу твоему от посланцев Лиха Одноглазого и полюбовницы его свирепой,

Мораны.

А она, Морана, лише Лиха лихого одноглазого.

Ибо Смерть она. И Зима. И Ночь.

Мрак обиталище ее. Морок – слово ее. Мор – веселие ее. Смрад – дух ее.

И мерещатся неведомые страхи в сумерках, и даже негодяя по сей день называют славяне мрасью или мразью – как сказалось пращурами в стародавние годы.

Чур меня, Чур, ибо многие Мары –

беды лютые, злыдни жестокие стерегут меня в ночи. Малые ростом, обликом неопределенны – как узнать их? Как угадать? Оберечься как?

Неугомонны они.

Неусидчивы.

Прилипчивы.

Где один проник – глядь – уж и тьмы егозят. Не ходит беда одна.

Чур меня, Чур, ибо многие Злы стерегут на земле Живого. Но кто поставит это Тебе в укор, мать Мокошь? Всем равно даровала Ты драгоценную искру жизни.

Слава Тебе Праматерь сущего, слава!

***

Катит к Западу колесница Даждьбогова.

И вот уже вышла встречать любезного брата другая сестра его, Заря Вечерняя. И горит лик ее румянцем радости, и принимает она усталых коней брата своего, и ведет их на отдых, и восходит на Небо Луна,

стеречь сон суженого.

А захочет обнять ее супруг – вышлет Луна взамен себя брата своего,

Месяца.

Но в иные ночи разгорается перед рассветом светом победным радостным колдовская Денница-звезда.

Ах, сияет она!

Ах, сияет!

Не при детях будь сказано, отчего.

Хороша утренняя звезда Денница.

Но не от Лады краса ее недобрая, жгучая.Желанно ложе звезды Денницы. Но не от Лады любовь ее пылкая, страстная.

Не было этой ночью Даждьбога в родном доме.

***

Падают ливни теплые. Цветет Земля. И торжествуешь Ты,

Праматерь сущего, ибо есть Ты животворная сила Мира, Влага, Жизнь, Женство.

Слава Тебе.

***

У слияния двух рек на остром крутом мысу городище славянское. Рвом глубоким, валом высоким отделилось оно от леса.

А лес свой.

Родной.

Знакомый до последнего деревца, до самого робкого родничка светлого сладкого. И старыми, и малыми исхоженный вдоль и поперек. А дальше, за родовыми конами встают боры темные, сырые, дремучие, царство хмурого Лешего.