ЭВРИДИКА 1916

По мере чтения ее розовые, по-детски округлые щеки залил румянец. Синица усмехнулся.

– Сомневаюсь, что госпожа Веснина бывала в ресторациях. Для ее нравственного спокойствия…

– Я возьмусь – прошелестела Библиосоня.

– Похвальная смелость. Но это все же первая полоса…

– Новостной подвальчик, – так же тихо, но упрямо возразила девушка. – Я справлюсь.

– Вот видите, дорогой, есть и другие варианты, не только вас уламывать!

Удар достиг цели. Обиженный репортер направился к двери, снисходительно прошипев.

– Удачи, милочка!

Библиосоня втянула плечи. Хорошевич улыбнулся подбадривающе.

– Давай, детка. Не упусти свой шанс!

Подойдя к дому Нирзнее, Соня, не удержавшись, закинула голову, разглядывая знаменитый «тучерез». Дом не выглядел зловещим, скорей наоборот. Краска на фасаде свежая, лепнина не успела отпасть, а мозаичное панно с лебедями поблескивает аппетитно, словно глазурь на рождественском прянике. И все-таки именно об этом здании сплетничали регулярно. Кто-то видел призрачных людей, общающихся словно сквозь стеклянную стену, не раскрывая рта, кто-то слышал таинственные голоса.

А плоская крыша, с которой открывался потрясающий вид, приглянулась самоубийцам. Газеты до сих пор не упускали случая повторить, что бедняга Карл Нирнзее, сын архитектора, шагнул в неизвестность, ведомый « таинственными голосами». Швейцар на всякий случай собрал мохнатые брови в единый ком и сурово кивнул Соне.

– Я хотела бы… по… подняться…

– Что?

Сонин голос, и без того тихий и тонкий, в самый неподходящий момент еще и ломался, как примадонна на бенефисе.

– Ежели просто подняться, то пятачок извольте. Платное приключение…

– Мне нужен ресторан «Крыша».

Вспыхнув румянцем, Соня вытащила журналистское удостоверение.

Швейцар ухмыльнулся в усы.

– Что, теперь и дети в газеты пишут? То-то чушь всякую читаем потом…

Коридоры в доме Нирнзее были устроены по гостиничному принципу. Двери квартир шли по обеим сторонам, на крышу вел дополнительный лестничный проем.

С каждым шагом Соня все больше ощущала напряжение. Ноги дрожали, к горлу подступил ком.

– Ничего со мной там не случится! – решительно сказала Соня себе, толкнув тяжелую двухстворчатую дверь. Летом на крыше толпились влюбленные парочки, компании и фотографы-любители. Но и сейчас, в начале декабря, вид был поразительный. Солнечная, снежная, поблескивающая золотом куполов и клубящаяся паром дымоходов, лежала внизу Москва.