Ворон

Теперь меня не брала к себе ни одна школа. Все директора были просто напуганы. И я ничего не мог с собой поделать. Не смог измениться. Порой, стоя у окна, я испытывал ненависть ко всем людям, которые проходили мимо. А иногда хотелось просто вскрыть себе вены. Но школа для меня все-таки нашлась – для трудных и отсталых детей. Я ходил туда несколько дней. Там точно учились зомби. Как бы я ни сопротивлялся, пришлось ходить туда. Мне не оставили другого выбора.

Вскоре мать начала пить. Несколько раз я заставал ее в пьяном угаре, а наутро как ни в чем не бывало она снова отправлялась на грязную и унизительную новую работу.

– Мам, давай уедем из этого города? – предложил я. – Туда, где нас никто не знает. Заживем по-новому.

– Да-да, Илья, мы обязательно уедем, – обещала она мне каждый раз, когда заходил разговор о случившемся.

Но однажды, когда я вернулся из школы домой, обнаружил ее бесчувственное болтающееся тело в ванной комнате. Веревочная петля сдавливала ей горло, а холодный синеющий труп медленно раскачивался от стороны в сторону.

Будто на ветру.

Я упал на колени и взялся за голову. Мне так хотелось кричать, выть и визжать одновременно, будто мне в спину воткнули раскаленный нож.

– Зачем? Зачем?.. – повторял я не останавливаясь.

Слезы стекали по щекам. На миг мне показалось, что это кровь, и я быстро вскочил на ноги и подбежал к зеркалу. «Не кровь!» – как-то быстро произнес я.

Я подбежал к телефону и вызвал полицию. Они приехали быстро, а потом увели меня в комнату. Я был как в ступоре, не мог больше ни о чем думать.

Следователь моей матери не переставал спрашивать меня о чем-то, но я молчал. Думал о ней. Этот вопрос – зачем? – не выходил из моей головы, и я его повторял и повторял.

– Он что-то говорит! – заметил один из полицейских. – Только вот что?

Я хотел им что-то сказать и рассказать, но не мог выговорить ни слова. Я кричал так сильно, как мог, но не слышал своих слов. Я бил себя по голове, считая, что дело в ней, а потом пробовал что-нибудь сказать, но не слышал своих слов.

И тогда я опустился на колени и зарыдал.

– У меня нет больше матери и отца, – произносил я слова, но никто не слышал меня, а я продолжал: – У меня нет больше голоса. У меня нет больше опоры в этой жизни. Зачем мне тогда такая жизнь? Я хочу умереть! Дайте мне умереть. Почему меня не пристрелил тот киллер? Отдайте меня ему. Пусть он это сделает.

– Мальчик потерял голос, – догадался тот же самый полицейский. – Надо его доставить в больницу.