Генерал-майор

– Да я уж лучше пешком. – Давыдов тяжко вздохнул и перекрестился. – Пройдусь да хоть немножечко отойду душою. Жалко Катеньку очень. Молодая ведь совсем. Юная. И какая-то сволочь… Найду! Найду эту сволочь! Отыщу! Честью своей клянусь, даю гусарское слово.

Откланявшись, Денис Васильевич вышел на улицу и поплотней запахнул сюртук. Хоть и лето, а все же зябко, утро-то раннее. По всей Москве дома по большей части были одеты в строительные леса – жители отстраивались после наполеоновского пожарища. Сразу после заутрени начинали стучать топорами многочисленные плотницкие артели, бегали, таскали кирпичи каменщики, все улицы заполонили подводы со стройматериалом.

Суета. Вот и сейчас уже начиналось…

На Иване Великом басовито грянул колокол, тут же подхваченный колоколами златоглавого Успенского собора и более нежными раскатами собора Василия Блаженного. Благовесту главных храмов тут же вторили с колоколенок всех остальных московских церквей и церквушек, поплыл над городом малиновый звон, хлынул на улицы люд – Первопрестольная просыпалась, плыла навстречу новому дню, солнечному, теплому, летнему.

От такого дня, от такого солнечного, пусть пока и прохладного, но быстро нагревающегося утра и впрямь становилось легче на душе. Хотя, конечно, сильно переживал гусар, Катеньку было жалко. Пусть он плохо знал эту девушку, так, видел пару-тройку раз, однако… Катенька была из балетных, как и безответная пассия Дениса Танечка Иванова. Так вот и Танечку могли… Именно ее-то и поджидал Давыдов, именно ее и думал увидеть… Хоть здесь перехватить, пообщаться.

В общежитии-то, в казарме – никак, проклятый цербер Украсов стойко стоял на часах!

Эх… Эх, Катенька, Катенька, земля тебе пухом! Кто ж этот гад, что вот так, запросто лишил жизни милое, безобидное создание? Впрямь ли хитровский разбойник? Впрочем, почему бы и нет? Кому еще-то? Но зачем тогда с крыши палил?

Вот этот дом. Вот – чердак. Денис запрокинул голову, увидев приткнувшиеся с левой стороны дома строительные леса. Никаких рабочих поблизости видно не было, скорее всего, уже закончили свою работу, а может быть, еще даже не начинали.

Оглядевшись, Давыдов улучил удобный момент, ухватился за бревнышко и, подтянувшись, вмиг очутился на дощатых подмостках. Постоял, посмотрел, убедившись, что эскапада сия не привлекла ничьего любопытства, снова подтянулся, проскочил, выбираясь на покатую крышу.

На чердаке оказалось не так уж и темно – только что взошедшее солнце било прямо в оконце.