Нинка, беги. Психологические мемуары

Дед всячески старался меня радовать, чем постоянно вызывал возмущение бабушки, потому что готов был спустить на меня целую зарплату и не думал о последствиях. Однажды, получив деньги, он принёс мне заполненную мороженым авоську. При этом он был навеселе, я помню, как он стоял в коридоре с этой авоськой в руках, забитой брикетами с мороженым, которое растаяло и капало на пол. А он стоит счастливый, слегка покачиваясь, и на возмущенные бабушкины вопросы, зачем он купил столько, повторяет одно и то же:

– Это Нине.

Хотел порадовать.

– Ну и куда ей столько? И где теперь это всё хранить? Оно же растает!

В конце концов свалили все эти брикеты в большую кастрюлю и долго ели такое растаявшее мороженое.

Однажды каким-то образом он сумел добыть дефицитную путёвку в пионерский лагерь под Усольем: среди тайги и комаров, с умывальниками на улице и деревянными туалетами (где мне не понравилось, и я запросилась домой после недельного там пребывания), но он был очень горд, что ему удалось урвать путёвку, потому что даже на детей рабочих их было ограниченное количество, а тут – внучка.

Когда мне было лет шесть или семь, я приехала летом к ним погостить и пожаловалась деду, что «мне тут играть не с кем». Он мне предложил пойти во двор и познакомиться с местными детьми. Я вышла во двор, и достаточно быстро меня приняли в какую-то компанию, мы дружно играли. Потом дед, видимо, беспокоясь о моих успехах в поисках друзей, вышел во двор, чтобы проверить, как мои дела. Увидел меня в толпе детей, подозвал всех к себе и сказал громовым своим голосом (притом, что и фактура у него была что надо – высокий рост, пузо, ручищи и ножищи): «Если хоть кто-нибудь её обидит, я с вами лично разберусь».

После его ухода мои новые друзья постепенно рассосались, и я опять осталась одна, больше со мной местные ребята дружить не хотели. Вот тогда я была сердита на деда.

Ещё одно замечательнейшее качество деда Гоши – его певческие способности. У нас в семье все женщины были певуньями, и ни одно застолье, ни одна встреча не обходились без песен.

Мужчины тоже подпевали. Но дед Гоша – это была изюминка таких семейных песнопений. Дело в том, что петь дед не умел совсем. Единственная песнь, которую он знал, – это «Беломорская чайка». Вернее, даже не песнь, а одна строчка «Чайка, беломорская чайка». И эту строчку, растягивая изо всех сил, дед горланил так, что перекрывал своим голосом всех поющих. Потом получал тычок в бок от бабушки, что, мол, ты горланишь опять.