Нуар

– Надо будет какой-нибудь роман полистать. Как, ты говорил, того писателя-извращенца зовут? Мсье Nabokoff? Жаль, что он напишет про свою дуру Лолиту только через пятнадцать лет. Я ничего не перепутала?

– В 1955-м. Ты права, описания у него удачные, есть чему поучиться. Но можно поступить проще. Когда попадешь в Штаты, найми безработного журналиста, из тех, что побойчее, и никакой Набоков не понадобится. После войны книги про страдания изнасилованных еврейских девочек будут в цене.

& задумалась, затем резко мотнула головой:

– Не хочу! Все будут тыкать мне в спину пальцами, а для моих родственничков я стану чем-то средним между библейской грешницей и уличной проституткой.

Я лучше другое напишу! Ты не дал мне погибнуть, отвез сюда, и я стала помогать Сопротивлению. Ты был самым большим героем, а при тебе я – маленькая еврейская героиня. Мы с тобой спасали людей и переправляли оружие подполью. Или не оружие, что-нибудь другое, не важно, выдумаю потом… Только, дядя Рич, ты моих американских родственников не знаешь. Они все равно меня будут поедом есть.

Отставила в сторону недопитую чашку, поглядела жалобно.

– А может, не будешь меня в Штаты отправлять, дядя Рич? Я ведь скоро вырасту!

Отвечать я не стал. Прошел к комоду, выдвинул верхний ящик.

– Родственников пошлешь подальше. Кстати, насчет подарка. Купишь себе сама, только не спеши тратить все сразу.

& недоверчиво повела носом.

– И сколько ты мне дашь, дядя? Как всегда, десятку?

Чековая книжка с негромким стуком упала на стол.

– На этот раз чуть побольше. Тут сто.

– Сто франков? – теперь в ее голосе звенела радость, искренняя, детская. Целых сто франков! Конфеты, пирожные, контрабандная «Кока-кола», флакончик приличных духов. Новая кукла…

– Долларов, – вздохнул я. – Сто тысяч американских долларов. Книжка на твое имя, но лучше тебе подождать до совершеннолетия и сразу завести себе толкового юриста. Родственникам пока ничего не говори. Будешь сочинять свою сказку – не называй настоящих имен, ни живых, ни мертвых.

А лучше ни о чем не пиши.

& притронулась пальцем к чековой книжке, отдернула руку. Оскалилась – зло, по-взрослому.

– Значит, я стою сто тысяч, дядя Рич?

Выговорила глухо, неуверенно, словно воздухом подавилась. Я покачал головой.

– Ты пока ничего не стоишь, ты – даже не дырка между ebljami. Допивай чай, а я пока выйду перекурю.

Надел шляпу, привычно сдвинул ее на левое ухо, закусил зубами папиросный мундштук.

Шагнул к порогу.