Цена свободы

Вот и сегодня я настроился на долгий и интересный неторопливый разговор.

Как же я был удивлён, когда, пройдя по обыкновению после ужина в курительный салон, обнаружил в адмиральском кресле незнакомца. Это был средних лет мужчина со светлыми волосами на начинающей лысеть голове. От него так и веяло властностью, которая ощущалась во всём: во взгляде, в позе, в манере держать голову, в речи. Только к концу разговора я понял, что это проявляется не властность, а скорее внутренняя свобода, свобода человека, всегда поступающего в соответствии со своими внутренними убеждениями, свобода по-настоящему сильного, уверенного в себе и, не побоюсь этого слова, самодостаточного человека.

Логгин Петрович с почтением поприветствовал незнакомца и представил меня ему. Вальяжный господин оказался ни больше ни меньше личным другом нового Государя и флигель адъютантом старого графом Александром Христофоровичем фон Бенкендорфом.

Этот факт сразу насторожил меня, и не напрасно.

Граф принимал самое деятельное участие в подавлении восстания на Сенатской площади и возглавил идущее сейчас расследование его причин. Он сам сообщил об этом факте в самом начале нашего разговора, смотря мне в глаза столь пристально, будто видел меня насквозь. И, как оказалось, не напрасно. После нескольких рюмок кларета, Бенкендорф попросил графа Гейдена оставить нас наедине.

Что за неслыханная дерзость по отношению к хозяину дома! Но, в то же время, как любезно он это сделал, с достоинством самого императора. Нет, это положительно великий человек.

После того, как дверь курительного салона закрылась за моим любезным хозяином, Александр Христофорович начал серьёзный разговор. Оказалось, что ему и вправду всё известно: и о моей давнишней русофобии, и о том, что по возвращении домой со мной встречались люди, настоятельно порекомендовавшие пойти на службу в императорскую армию или на флот.

Известно графу было также, что, уже будучи зачислен на действительную службу, я не прекращал контактов с заговорщиками. Сердце моё упало. По нынешним временам то, о чём говорил глава следственной комиссии, грозило смертной казнью, и я уже решил продать жизнь подороже, прихватив с собой на тот свет этого самоуверенного человека.