У кладезя бездны. Бой вечен

Даже если ты висишь над пропастью – никогда не сдавайся. Один шанс из миллиона – что в этот момент произойдет землетрясение, и, если ты не упадешь раньше, – пропасть закроется.

Теперь – уже и без палки хожу. Вот так вот – всем смертям назло.

Набросив на плечи куртку – что-то с моря ветерок задувает – я начал спускаться вниз…

Дорога от санатория к морю – сама по себе проблема. Она очень крутая и замощена галькой – надо идти очень осторожно, а то ноги проскользнут. И нужно держать равновесие, а то, как говорил один альпинист, – до низа только уши твои доедут.

С альпинистом этим, точнее – с горным стрелком – я встретился в Персии. Сейчас, по моим данным, – в живых его не было, погиб. Просто удивительно – сколько людей погибло за последнее время вокруг меня, сколько людей погибло из тех, кого я знал. Мы становимся каким-то потерянным поколением… взорванным на фугасе, расстрелянным из засады, погибшим в атомном кошмаре. Как же получилось так, что времена тридцатых и сороковых – вернулись?

Небольшой электрический карт, проезжавший мимо, – резко затормозил, я взглянул на пассажира. Так и есть – Исакович, лечащий врач. Точнее – один из лечащих врачей, зато для меня – самый главный. По позвоночнику.

– Господин Воронцов, по этой дороге даже я не рискую спускаться. Вы понимаете, что одно неловкое движение – и плоды месяцев труда лучших докторов пойдут насмарку!

– Понимаю. Но я не хрустальная ваза, доктор. И не желаю ей быть.

Профессор поцокал языком.

– Просто поразительно. Вам надо лежать еще месяца два, прежде чем пытаться вставать на ноги. Ну, куда вы спешите, голубчик?!

Я пожал плечами.

– Может быть, жить, доктор? У меня теперь есть не один, а два сына. Вам не кажется, что этого – достаточно, чтоб еще пожить, а?

На пляж ведет небольшая, прикрытая с обеих сторон зарослями розмарина и акации тропка. Весна – и на них уже появились набухшие зеленым почки. Природа пробуждается к жизни, к новому лету – и я и в самом деле рад, что я все это вижу своими глазами, чертовски рад!

Просто не представляете, как рад.

На пляже – никто не загорает, серое, холодное, почти штилевое море – но вот в кабинках для переодевания кое-кто уже есть… и даже не в одной. Местные, туристам пока тут делать нечего. Когда-то давно – и мне для счастья было достаточно кабинки для переодевания на пустынном пляже и доверчивых серых глаз напротив. Там, чуть выше, интернат Его Величества для тех, у кого не осталось не только отца с матерью, но и деда.