Генерал Милорадович

Жаль было тратить на него своё время, потому сразу задал вопрос построже:

– По вверенному мне городу ходят в списках за вашим именем стихи непотребные? Правда ли то?

– Правда, – отвечал тотчас Пушкин. Страху не показал, но добавил: – Эти стихи я сжёг, ваше сиятельство!

– Уж не идя ли в дом к генерал-губернатору, вы соизволили сжечь их, милостивый государь?

Со всей язвительностью спросил – трусость не переваривал никогда.

– Нет, – отвечал молодой курчавый юноша, спокойно и прямо глядя в глаза. – Сжёг я их полгода назад.

Хотя помню их наизусть и могу заново написать, коли есть в том потребность.

Это уже поступок! Честность такая порадовала. И в рапорте указал, что «воспитательная беседа проведена с осознанием вины». Не рыться же боевому генералу в подмётных списках! Да и какой из Пушкина противник – пороха не нюхал, службы не знает! Пусть кропает стишки. Не сравнишь ведь его поэму «Кавказский пленник» с балетом Дидло – это две совершенно разные вещи.

Финальная сцена балета – счастливые танцы на весёлой свадьбе русского пленника и прекрасной черкешенки – генералу очень нравилась.

Повидал этих южных красавиц воочию – тут есть от чего голову потерять!

…А после спектакля поехали все к князю Шаховскому. Драматург и его невенчанная жена держали салон. Кто только не побывал в их доме! Хозяину было под пятьдесят. Этот огромный тучный человек с лысой головой, хищным носом и двойным подбородком писал прекрасные водевили и комедии. А вот голос князь имел очень тонкий и даже писклявый, при этом всегда так торопился высказаться, что глотал окончания слов.

«Домоправительница» Екатерина Ежова являлась его фактической женой с юных лет. Действительный статский советник заприметил её на вступительных экзаменах: начинающая балерина хотела танцевать в театре. Потом и танцевала – Шаховской специально для неё писал пьесы. Это все знали. Никто не осуждал – наложницами какого-нибудь богатого покровителя почти все балерины мечтали стать. И почти все становились.

К Шаховскому генерал поехал только ради своей Катеньки.

Ему не нравилось общество, что собиралось к ужину у хлебосольного князя. Благо бы одни актрисы – тут бы он развернулся. Но здесь бывали Пушкин, Крылов, Гнедич, Загоскин, Карамзин, Бестужев… Не его круг. Уж тем более – Грибоедов. Этот неудавшийся гусар год назад начал вдруг приударять за его Катенькой Телешовой. Высмотрел приму опять же в пушкинском «Руслане и Людмиле» – и почему-то решил, что составит ей лучшую партию.