Правду славим

– С кем воевать будем… коли людей нет? Ума не приложу! И о чём они в штабах думают? В окопе у солдата мысли о жизни, как врага бить, а здесь – в тылу иначе размышляют, они у них здесь набекрень. Совсем о другом мыслят, как бы к какой вдовушке под бок пристроиться, сладко поспать, да смуту навести митингами. А военным я никогда не желал быть, так что министр из меня никудышный вышел бы. Моё дело землю пахать, Леонид Самойлович. Война это не моё, не обучен я этому делу… да… – Ромашов махнул рукой, – какой из меня министр, лапотник я, крестьянин.

– Не скажи, друг, за три года из рядовых до поручика, это тебе скажу, что-то значит. Ну, да Бог с ней, – войной. Меня сейчас иное тревожит. Что с Россией станется?

– Стояла, и стоять будет до скончания века, в этом я уверен! А войну давно бы выиграли, если бы не предатели среди своих.

– Предатели? – Удивился Парфёнов. – Кто именно?

– Полковник Мясоедов, так писали все газеты.

– Сергей Николаевич?.. – вздёрнув брови, задумчиво проговорил Парфёнов. – Знал я его… и очень хорошо. Порядочный, честный человек, начальник разведки нашей армии… Нет, не мог он быть предателем, в этом я уверен. Его оговорил какой-то подпоручик, бывший в немецком плену. Наговорил на него невесть что, немцы сказали ему обратиться к отставному жандармскому подполковнику по фамилии Мясоедов, через которого можно получать ценную разведывательную информацию.

И ведь что удивительно, вспомнил он об этом лишь на третьем допросе. Как ты думаешь, Фёдор Ильич, о чём это говорит?

Ромашов потёр лоб и произнёс:

– Кто-то хитро отвёл от себя подозрения… или свалил на Мясоедова вину за поражения нашей армии в январе 1915 года.

– Вот и меня посещают такие же мысли, друг ты мой дорогой, – задумчиво проговорил полковник.

– Господа офицеры, позвольте присоединиться к вашему разговору, а то, что-то совсем поговорить даже не с кем.

В штабе все какие-то очень занятые. К кому подойдёшь, молчат и смотрят как на чумного. Ну, нет царя Николая, что ж теперь… помирать? По мне так всё едино, царь ли, временное ли правительство, лишь бы дисциплина была в армии, – присев рядом с Парфёновым и Ромашовым на бревно, бойко проговорил прапорщик-артиллерист Герасимов, – а её, – офицер развёл руками, – тпфу, и след простыл.