Воин

Анна хватала открытым ртом воздух и тут же прижимала к губам платок. На белой ткани заалели пятна крови.

Наконец приступ утих и Анна успокоилась. Валентин забрал платок и уставился на него. Потом обнял затихшую супругу и, приподняв, уложил повыше на подушки.

– Скоро уж… – равнодушным голосом произнесла Анна и Валентин

почувствовал, как его ноги сделались ватными, а сердце в груди словно оборвалось. Раньше она никогда не говорила таких слов.

– Успокойся, душа моя! – Валентин не узнал свой голос, вдруг севший до хрипоты.

Он наклонился, чтобы поцеловать жену.

– Не надо! – Анна отвернулась, закрываясь рукой. – Заразишься! – Она говорила смиренно, словно наблюдая за собой со стороны.

Спокойный отстраненный голос жены, выдававший осознание ею собственной обреченности, холодом закрадывался в душу. Валентин молчал. Он со страхом озирал ту пропасть, что открывалась впереди перед ним и детьми, которых было четверо. Старшему, Мишеньке, едва минуло двенадцать.

Пытаясь побороть слабость в ногах, Валентин присел на край кровати, глубоко втянул воздух и стал ощупывать ноги, словно хотел убедиться на месте ли они.

– Ты же доктор, – понимая состояние мужа, погладила его руку Анна.– Знаешь все лучше меня…

Да, он знал. Туберкулез, полученный за три года до переезда в Ташкент, там, в Переславле-Залесском, где Валентин вел практику в земской больнице, завершал свою страшную работу. Развившись в кавернозную форму, конечный этап чахотки, он перерос в процесс распада легких.

Близилась развязка.

Но так ясно и остро Валентин почувствовал это впервые. Еще теплилась крохотная надежда, что жаркий климат Средней Азии и кумыс станут чудом, которое спасет больную. Но чуда не произошло.

Врач, беспомощный перед коварным недугом, сидел, сгорбившись под тяжестью горя. Он с трудом глотал душивший его комок слез и сжимал пальцы в кулаки со всей силой, стараясь не закричать от душевной боли, которая жгла пламенем очевидной непоправимости.

На кованом столике у кровати, густо заставленном склянками, Валентин приготовил лекарство, помог выпить его.

И снова уложил больную жену на подушки.

Супруги глядели друг на друга, не проронив больше ни слова. Лишь держались за руки. Так прошло с полчаса.

– Мне пора на службу, – прервал молчание Валентин.

Уже рассвело. А колокольный звон и паровозные гудки не прекращались. Они поднимались над городом, заполняя холодный воздух смятением и

страхом, и кружили в крещенском небе, не желая уступать друг-другу.