Каин

Умыкнул-таки красавицу.

Весь день гнал он своего коня от проклятого места. Как зашло солнце, ожила цыганка и заговорила… – Здесь гекко остановился, помолчав немного, а когда продолжил, тон его был точно как женский. – Куда ты меня везёшь? Разве не знаешь, что от мёртвых не скрыться? Ведь сейчас мои братья настигнут тебя и убьют!

Но цыган засмеялся только:

– Не боюсь твоих братьев.

Сказал и услышал позади себя стук копыт лошадиных: то братья настигли беглецов. Избили цыгана до полусмерти, а сестру свою обратно увезли.

– Как это они их так быстро догнали? – вмешался Камия. – Ведь покойники ходят ночью, а цыган уезжал от них весь день и должен был сильно оторваться.

Камия любил встревать посреди рассказа, самоуверенно ища в словах взрослых какой-нибудь изъян. Я хотел осадить его, но гекко ответил прежде, посмеиваясь в усы:

– Какой ты умный, Камия, а не знаешь, что у мертвецов колдовские кони! Живой всадник вынужден коня править, а ихние сами напрямик едут. Цыган через реку вплавь перебирается, а волшебный конь по воде скачет.

Очнулся ром наутро, глядит – нет девицы. Но он норовистый был.

– От своего не отступлюсь, – говорит.

Опять отыскал мёртвый табор, и опять, чуть забрезжил рассвет, отняли у него братья свою сестру. Только на третий раз, едва не загнав коня, удалось ему от них оторваться. И тогда настигли его мёртвые цыгане под утро, но на сей раз избивать не стали, оценив, видно, неотступность парня. Сказали только:

– Выбирай судьбу. Случилось с нами вот что: остановились мы табором возле деревни одной, пустили лошадей пастись, и поели они всё сено, что заготовили мужики.

Те нас за это перебили и хоронить не стали. Ты предай наши тела земле, отпой по обряду и езжай своей дорогой. А не согласишься, убьём тебя. Сестры нашей тебе всё равно не видать, ибо не было ещё такого, чтоб мёртвая пошла за живого!

Пообещал цыган сделать так, как они просили, клясться, однако ж, не стал. Весь табор похоронил, а мёртвую красавицу себе оставил.

– Люблю тебя. Ты и в жизни, и в смерти моей будешь, – так сказал.

Ожила цыганка ночью и вскричала в ужасе:

– Что ты наделал? Не будет теперь моей душе покоя, вечно суждено бродить по земле неприкаянной!

И пропала тут же, словно её и не было. А цыган после этого и трёх дней не прожил.

Кончил гекко рассказ, и повисла над нами гнетущая тишина, прерываемая лишь потрескиванием костра. Я спросил тихо:

– От чего же он умер?

– От любовной тоски.