Иллюзии

Самолет подкатил и остановился возле нас, для этого не пришлось делать никаких лишних усилий – пропеллер тихонько звякнул и остановился. И ни одной мертвой мошки на восьмифутовой лопасти.

Я вскочил, чтобы помочь, отстегнул у девочки ремень, открыл для нее дверцу передней кабины и показал, куда поставить ногу, чтобы не повредить обшивку крыла.

– Как тебе понравилось?

Она даже не слышала, что я ей сказал.

– Деда! Я не боюсь! Мне было не страшно, честно! Дом был как игрушечный, и мамочка помахала мне, а Дон сказал, что я боялась просто потому, что однажды упала с высоты и умерла, и что больше я не должна бояться! Я буду летчиком, деда! У меня будет самолет, и я сама буду чинить его, и везде летать, и катать людей на своем самолете! Можно?

Шимода улыбнулся старику и пожал плечами.

– Это он сказал тебе, что ты будешь летчиком, да, Сара?

– Нет, я сама. Ведь я уже хорошо разбираюсь в моторах, ты же знаешь!

– Ладно, поговоришь об этом со своей матерью. Нам пора домой.

Эти двое поблагодарили нас, и один пошел, а другая вприпрыжку побежала к своему грузовичку, оба изменившиеся от того, что случилось с ними на поле и в небе.

Появились еще два автомобиля, потом еще один, и весь день у нас было полно людей, которые хотели увидеть Феррис с высоты птичьего полета.

Мы сделали двенадцать или тринадцать рейсов, при этом торопились, как только могли, потом я помчался в город за горючим для Флита. Потом было еще несколько пассажиров, и еще, и настал вечер, а мы без остановки взлетали и садились до самого заката.

Где-то на дорожном указателе я прочитал: население 220, и к тому времени, как стемнело, я стал думать, что мы прокатили их всех, может, еще нескольких и из пригорода. В спешке я забыл спросить Дона о Саре и о том, что он ей сказал, придумал ли какую-то историю – или то, что он думал о смерти, было правдой. И краем глаза, пока пассажиры рассаживались, я внимательно наблюдал за его самолетом.

Нигде ни пятнышка – он явно умудрялся в полете уклоняться от насекомых, которых после часа-другого лёта мне приходилось счищать с ветрового стекла.

Небо уже почти потемнело, когда мы закончили. К моменту, когда я набил сухими кукурузными стеблями свою жестяную печку, положил сверху угольные брикеты и разжег огонь, стало совсем темно, и огонь бросал яркие блики на самолеты, стоящие рядом, и на золотые стебли соломы вокруг нас. Я заглянул в ящик с продуктами.

– Суп, тушенку или спагетти? – спросил я.