Ожидание

Саша посмотрела на него несколько секунд – сосредоточенно, напряженно, не моргая.

И тут к Саше наконец пришло осознание. И то, что пыталось раскрыться внутри, наконец раскрылось. Это были даже не ледяные бутоны.

– Который что?

Это было раскрывшееся отчаяние. Раскрывшееся до конца – и потому сразу умершее, перешедшее в жуткое тихое смирение. Как мидия, брошенная в кипяток. Блестящая черная мидия с рыночного лотка Анимии. Пришел тот самый момент, когда мышца перестает сопротивляться, ослабевает, разжимается, и половинки раковины раскрываются, впуская в себя смерть.

Взгляд служащей немного подобрел. Она положила Саше на плечо сыровато-мягкую, словно бескостную руку.

– Просто успокойтесь, так бывает. Теперь уже ничего не исправить. На все воля свыше.

Саша медленно подняла глаза. К ней будто вернулся слух. Полился обычный гул вокзала, смешиваясь с жарким багровым гудением в висках. Безучастный голос свыше по-прежнему приглашал пассажиров сесть в поезда и отправиться в странствия. Но теперь все поезда казались недоступными, даже нереальными.

Служащая чуть заметно кивнула – словно сама себе, своим собственным инертным мыслям – и ушла доедать оставленный бутерброд.

Саша снова смотрела на ребенка – уже понимая, что в его глазах видит собственные глаза, в его чертах – собственные черты. Уже не пытаясь внутренне отрицать столь очевидное сходство. Непоправимое безнадежное сходство.

Она не сразу почувствовала, как разрастаются в глазах соленые слезы, как тяжелыми перезревшими гроздями скатываются по щекам. Около минуты Саша стояла в глубоком оцепенении. Потом навалилась внезапная беспредельная усталость, будто кто-то повесил на Сашины плечи непосильный груз. Перед глазами все потускнело. Мутно-серые, пропитанные солью сумерки отделили Сашу от того, что происходило вокруг.

Малыш испуганно сжался.

– Мама, почему ты плачешь?

Саша не отвечала. Медленно качая головой и прижимая к себе ребенка, она уже шла к выходу из вокзала.

1. Не аппендицит

Так все и случилось. По крайней мере, в сухом остатке Сашиных впечатлений. По ее сущностным, глубинным ощущениям, все произошло именно так: стремительно, безжалостно, необъяснимо. В Сашином сознании месяцы жизни спрессовались в одну короткую сцену, наполненную изумлением и терпким немым отчаянием.