Властелин мира

А что остается делать нам – мелкой сошке, всяким секретарям и секретаришкам, которые близко стоят у стола пиршества, но принуждены только подбирать падающие крохи, глотать слюну, видя, как другие упиваются всеми благами жизни?

– Какие у вас некрасивые слова, Штирнер! – сказала Фит.

– Простите, я обращу серьезнейшее внимание на свой лексикон… Честность, – продолжал Штирнер, – вот наш порок, которым пользуются стоящие над нами. Гейне как-то сказал: «Честность – прекрасная вещь, если кругом все честные, а я один среди них жулик».

Но так как кругом – о присутствующих, конечно, не говорят – тоже сплошные жулики, то, чтобы овладеть счастьем, – и он многозначительно посмотрел на Эльзу Глюк[1 - По-немецки «глюк» – счастье.], – надо, очевидно, стать таким сверхжуликом, по сравнению с которым все остальные жулики казались бы добродетельными людьми.

– Что-то вы, Штирнер, сегодня неудачно развлекаете дам, – опять вмешался в разговор Отто Зауер. – Теперь ваши шутки приобретают слишком мрачный оттенок…

– А? – машинально спросил Штирнер, вдруг понурил голову и замолчал.

Лицо его стало старческим. Глубокая складка легла меж бровей. Он казался погруженным в глубокую думу, как будто разрешал какой-то трудный вопрос. Фальк положил одну лапу ему на колено и внимательно смотрел в лицо.

Весла неподвижно лежали в руках Штирнера, с них беспрерывно стекали капли воды, красные, как кровь, в лучах заходящего солнца.

Эльза Глюк, глядя на сразу постаревшее лицо Штирнера, вдруг вздрогнула и, как бы ища помощи, обратила свой взор на Зауера.

Вдруг Штирнер сильно ударил веслами о воду, бросил их и расхохотался.

– Послушайте, фрейлейн Эльза, а что, если бы я стал могущественнейшим человеком на земле? Если бы одному моему слову, одному жесту повиновались все, как повинуется Фальк?.. Фальк! Пиль! – крикнул Штирнер, бросая в воду стек. И Фальк стрелой кинулся за борт лодки. – Вот так! Если бы я стал властелином мира?

– Знаете, Штирнер, – сказала Эльза, – у вас молодое, но ужасно старомодное лицо.

Такие лица встречаются среди фотографий в семейных альбомах. И о них обыкновенно говорят так: «А вот это дедушка в молодости». Вы вот точь-в-точь такой же «дедушка в молодости». Нет, в наполеоны вы решительно не годитесь! Разве биржевой наполеончик из вас выйдет.

– Ах, вот как? В таком случае я лишаю вас короны, дворца, золотой кареты, бриллиантового ожерелья и всех ваших придворных пажей и статс-дам. Я лишаю вас моей милости. И знайте, что я вас совсем не люблю.