Таврический сад

Остальные не понимали Любиного упрямства и оставляли ее сидеть за столом, «пока рыбу не съешь». Еще долгие годы при виде и запахе фаршированной рыбы Любу начинало тошнить, и она не могла на нее смотреть. Зато она очень любила селедку, не считая ее рыбой. Бабушка Басенька с жалостью смотрела на маленькую, худую и бледную Любу, у которой был плохой аппетит, она каждое утро приглашала ее в свою светлую гостиную и несла в руке блюдечко с кусочком черного хлеба с маслом и кусочком селедки. Она говорила:

– Это тебе, Любочка!

Так Люба ее и запомнила, свою любимую бабушку Басеньку: за окном солнце и сверкающая льдом и снегом Нева, и перед ней стоит маленькая чистенькая старушка, фея ее детства с маленьким блюдечком в руке, на котором лежит бутербродик с селедкой.

25.12.2018

Немецкий язык

В нашей семейной коммуналке на Шпалерной улице в Ленинграде родилось двое маленьких детей. Сначала я, потом мой кузен Фима, на два месяца позже меня.

Для нас это было большое везение – было с кем играть и общаться.

Для родителей тоже неплохо – дети вместе и меньше надоедают.

Художник Раис Халилов

Тем более, что в три года мы оба уже умели читать, что очень облегчало жизнь взрослых. Поскольку телевизоров тогда в Питере и близко не было, не говоря уже о смартфонах, многим взрослым приходилось мучиться и изобретать способы общения и увеселения своих чад. Нас учили читать чуть не с рождения, справедливо полагая, что книги отвлекают от вредных шалостей и читающие дети не орут, а сидят тихо.

Фимку учили еще и музыке, а меня танцам. Но главное, чего добивались все наши родители – знание иностранных языков. Про английский тогда еще не знали, что он самый главный, нас учили немецкому.

Происходило это в большой прихожей, где стоял огромный письменный стол из карельской березы, покрытый зеленым сукном.

Настоящий югендстиль, как я потом узнала, с орнаментом цветами и декоративными ветками.

Нас с Фимой сажали рядом за этот прекрасный стол (он потом мне достался, и я его за семьсот евро продала) – и начинались пытки.

Руководителем занятий был мой папа. Насчет него Ефим сказал мне лет через сорок, что он его всегда очень боялся.

Откуда-то из старинного книжного шкафа со львами (тоже мне достался, продала за тысячу евро) папа вынимал толстенную старую книгу – это были сказки братьев Гримм. Самое потрясающее заключалось в том, что сказки были написаны еще и готическим шрифтом, который многие немцы с трудом разбирают.