История болезни писателя, оставшегося неизвестным

Долгое время потом пытаюсь следовать его указаниям – написав четверостишие, лихорадочно пересчитываю слоги, пытаюсь переставить местами строчки и перечитываю правила о формах прилагательных и инфинитива. При этом, правда, как-то забывается, о чем хотелось написать в следующем четверостишии.

Наконец, приходится признать, что упорство и труд действительно все перетрут – включая вдохновение. Ограничения, накладываемые поэзией на полет мысли, начинают ассоциироваться с критериями для допуска к загранкомандировкам. То ли дело проза! Пишешь себе, не обрывая строчку на нужном количестве слогов, до самого конца страницы и переносишь последнее слово на следующую.

Главное – при описании объекта не переусердствовать с прилагательными, не похоронить его под их красочным многообразием.

Начинаю писать прозу. Как все школьники. Вернее, школьницы. Разумеется, роман. Героиня – девочка-подросток с богатым внутренним миром, которая точно знает, как нужно жить, которую не понимают пришибленные бытом старшие и только лишь верные друзья ценят ее по достоинству.

Спустя примерно десяток страниц рукописного текста в школьной тетради создание несомненного бестселлера приходится отложить – сейчас уже и не помню, по-моему, наваливается куча контрольных в конце четверти.

После каникул перечитываю написанное. Как-то неудобно становится. Текст – словно комок сахарной ваты. Половину осилил – зубы склеиваются, хочется отложить и водой запить. И о чем дальше писать – понятия не имею. Вот не терпит вдохновение перерывов на форс-мажор.

Хотя несколько сравнений и оборотов задерживаются в памяти диссонансом слащавому месиву. Этот текст храню до сих пор – как ту тонну словесной руды, которую, как учит Маяковский, нужно переработать в поисках одной достойной строчки.

В Университете пробы пера умножаются и крепнут. Что, само по себе, звучит странно – Университет не просто технический, а политехнический. В первый же день первого семестра первого курса встречаю самую лучшую в своей жизни подругу. Три получасовых перемены разговоров – и обнаруживается, что у нас столько общего, словно мы знаем друг друга с самого детства.

После Университета наша дружба, как это часто бывает, постепенно затихает, но более близкого по духу человека мне так больше и не встречается.

Но пока мы – студенты, видимся каждый день и не вынуждены думать о семье, зарплате, продвижении по службе и поисках лучшего места в жизни. Мы, конечно, ищем, но исключительно смысл жизни. На меньшее мы не согласны.