Оркестр Биркенау

Комендант встал напротив чуть поодаль от солдат и взмахнув рукой, отдал им приказ – стрелять. Воздух содрогнулся от звуков выстрелов, люди которых расстреляли мгновенно упали на землю и были уже мертвыми, но автоматчики со свойственной немцам педантичностью добивали лежачих на земле женщин, как им казалось подававшим признаки жизни.

Все, кто стоял в шеренге переглянулись с диким ужасом в глазах, и все сразу поняли, что они будут следующими, только чуть позже, может быть для них фашисты придумали другую смерть более извращенную.

Глава вторая

После расстрела Альму и остальных узниц заставили отдать все вещи охранникам, потому что у многих людей особенно у тех, кто прибыл не из тюрьмы, а из оккупированных фашистами территорий, были с собой чемоданы с вещами. Ведь им сказали, что их будут переселять в Германию, а оказалось, что их привезли в Аушвиц. Во дворе возле бараков, были горы из вещей людей, которых привезли сюда. Нацисты раскладывали эти горы вещей аккуратно, и каждая куча не перемешивалась с другими.

Здесь были: детские и женские туфли, одежда, зубные протезы, протезы рук и ног, музыкальные инструменты и даже женские волосы.

Альма увидев, кучу из музыкальных инструментов, сразу глазами отыскала скрипку. Она была абсолютно новой, своим профессиональным взглядом она определила, что на ней играли раза два или три. Скрипка была лакированной, и вся светилась на солнце. Альма про себя подумала: «Вот бы мне сейчас взять её в руки! Я бы сыграла на ней ту самую мелодию Моцарта, которую играли на входе, только я бы сыграла её в сто раз лучше, чем они! Особенно тот со скрипкой, как он ужасно фальшивил, наверно толком никогда и нигде не играл.

Я бы сыграла для этих бедных женщин, они ведь так напуганы. А услышав, мою мелодию они бы хоть немного успокоились. Боже мой, нас же всех убьют! Обязательно убьют. Только не всех сразу, а по очереди!».

После того как у них забрали все вещи их повели на регистрацию. У них спрашивали их имена. Альма сильно испугалась, она понимала, что её по любому убьют, но она не хотела сегодня умирать, лучше уж прожить день другой, чем умереть сейчас.

Когда очередь дошла до неё она назвала фамилию своего второго мужа голландца. Она боялась, что помимо того, что её фамилия еврейская, она ещё и известная, а она не хотела вокруг себя лишней шумихи. Ведь если бы она сказала свою бы настоящую фамилию, то все сразу бы узнали, что к ним в лагерь приехала, никто иная как вторая скрипка Европы.